– До вчерашнего вечера, – заметил Гамаш.

– Но мы не убивали Кэти, – возразила Леа. – Уж это-то очевидно.

– Однако мы ее убили, – сказала Жаклин. – Если бы мы не затеяли это дело с кобрадором, она была бы жива. Если бы я не захотела, чтобы Антон заплатил за свой грех, она была бы жива. Я знала Антона лучше, чем кто бы то ни было. Знала его характер. Если он не получал желаемого, то становился агрессивным. Но я не думала, что он способен на такое. На убийство. – Она посмотрела на Патрика. – Я сожалею. Я должна была понимать, что он нанесет удар. Он убил Кэти, и я в этом виновата.

– Зачем ему понадобилось убивать ее? – спросил Гамаш.

– Он же не знал, что убивает Кэти, – сказал Матео. – Он убивал кобрадора, который явно знал его тайну.

– Какую тайну? – спросил Гамаш.

– Об Эдуарде, конечно, – ответила Леа.

Гамаш кивнул. Потом покачал головой:

– Это лишено смысла. Вам ведь известно, что он узнал всех вас. Он знал, что вы друзья Эдуарда. Даже если он подозревал, что вы надеваете костюм кобрадора, он должен был понимать, что, убив одного, он ничего не добьется, ведь оставались еще трое.

– И потом, – вмешался в разговор Бовуар, – он мне все рассказал.

– Все? – спросила Леа.

– Oui. О том, что продавал наркотики, о смерти Эдуарда. Если Антон готов был признаться в этом, то зачем убивать, чтобы сохранить тайну?

Гамаш посмотрел на Жаклин:

– Он не узнал только вас. Правда, он никогда вас раньше и не видел. Во всяком случае, в университете. Ваш брат никогда не брал вас с собой, отправляясь покупать наркотик. Он знал, как вы к этому относитесь.

Жаклин, сестра Эдуарда, кивнула.

– Мне придется арестовать вас, – сказал Гамаш, и она кивнула:

– За кобрадора.

– За убийство Кэти Эванс.

– Но это безумие, – возмутилась Леа. – Ее убил Антон. Вы это знаете. Если он все вам рассказал, то лишь для того, чтобы прикрыть задницу. Он, вероятно, узнал нас только после убийства. Сегодня днем, когда мы ждали в бистро. И признался лишь в том, что связано с Эдуардом, потому что вы так или иначе узнали бы все.

– Манипуляции? – спросил Гамаш, уставившись на нее проницательным взглядом.

– Он умен, – сказал Матео. – Бога ради, не обманывайтесь. Вы понятия не имеете, какой он на самом деле. Он совсем не тот, кем кажется.

– А вы? – спросил Гамаш.

Леа Ру уставилась на Гамаша, заглянула ему в глаза. Ей не понравилось то, что она там увидела.

– Прошу прощения, – сказал он, вставая. – Я думаю, вы имели благие намерения. Все это началось довольно невинно. Вы никому не собирались причинять вреда, даже Антону. Вы просто хотели справедливости по отношению к Эдуарду. Хотели, чтобы торговец наркотиками знал, что вам все известно. Но вы не понимали, что вас используют. Не увидели, что происходит на самом деле.

– А вы увидели? – спросила Леа.

– Что происходит? – спросил Патрик, когда полицейские уводили Жаклин. – Что это значит? Это она убила Кэти? Я не понимаю.

Выйдя на улицу, старший инспектор Гамаш обратился к Жаклин:

– Вам необходимо выстроить сильную защиту.

– О чем вы? Вы ведь не собираетесь на самом деле арестовывать меня?

– Собираюсь. За убийство Кэти Эванс.

Даже Лакост и Бовуар были удивлены, а Жаклин испытывала настоящее потрясение.

– Разве вы не понимаете, что убийца – Антон? Вы знаете, что я не убивала Кэти, и все равно хотите меня арестовать? Почему?

И вдруг ее паника словно отступила на второй план.

– Я знаю почему. У вас нет доказательств против него. Вы хотите, чтобы Антон считал, будто ему это сошло с рук. Настала моя очередь быть кобрадором. Стоять за то, во что я верю, невзирая ни на какие риски. Вы об этом меня просите?

– Ваша совесть чиста? – спросил он.

– Чиста.

И он поверил ей. Но он не был так уверен насчет себя самого.

* * *

Старший инспектор Изабель Лакост сидела в бистро спиной к Матео Биссонетту и Леа Ру. Избегая встречаться с ними взглядом. Отчасти из-за обвинения, горевшего в их глазах. Обвинения в том, что невинную женщину судят за убийство, которого та не совершала. И что Лакост знает это.

Да, ошибиться насчет ярости в их взглядах было невозможно.

Но Изабель необходимо было сосредоточиться на самоуверенном американце и его охраннике, которые сидели здесь на виду у всех.

Приехал ли он для дружественных переговоров? Для дележа территории с его квебекским партнером теперь, когда Квебекская полиция исключена из уравнения? Отпраздновать запуск нового товара – «крокодила»?

Или он приехал заявить о своих правах? Зачем делиться, если он может получить все?

Что это будет – встреча confrères[49] или начало жестокой краткосрочной кровавой войны за территорию?

А она сидела посреди этой территории, в жерле войны.

Изабель посмотрела на мадам Гамаш, на Анни, на Оноре. И поняла кое-что о том, что, вероятно, пришло в голову старшему суперинтенданту Гамашу, как только она сказала ему, что глава американского картеля находится в Трех Соснах.

Если сражение состоится в этой маленькой приграничной деревне, то, кто бы ни победил, наказаны будут жители деревни. И в первую очередь месье Гамаш и его семья.

Деревня будет лежать в руинах, и население других приграничных деревень будет точно знать, что случится с ними, если они не примкнут к победителю. Власть картелей никогда не опиралась на любовь и преданность местных жителей. Наркоторговцы всегда прибегали к террору.

Лакост почувствовала, как ручеек пота побежал ей за воротник.

– Что вы делаете? – спросил Бовуар.

Хотя то, что делал Гамаш, не вызывало сомнений. На самом деле Жан Ги спрашивал «зачем?».

Когда Бовуар снизил скорость до разумной и неторопливо спустился в Три Сосны, Гамаш повернулся на сиденье и, отстегнув от пояса автоматический пистолет в кожаной кобуре, засунул его в бардачок, предварительно вытащив патроны из магазина.

– Если тебя увидят с пистолетом, это ничего, – сказал он, заперев бардачок и спрятав ключ в карман брюк. – Но я не могу себе этого позволить. Рейн-Мари и Анни сразу же станут задавать вопросы. Этого нельзя допустить.

Солнце стояло еще достаточно высоко, хотя безжалостная жара немного спала. Деревня никогда не выглядела красивее. Никогда не пребывала в таком умиротворении. Сады в полном цвету. Дети после обеда играли на деревенском лугу, не желая упускать ни мгновения идеального летнего дня.