Г-н и г-жа Лалуэт переглянулись. Недоверчиво посмотрели на посетителя. Он показался им искренним. Он даже улыбался. Но, вероятно, он просто насмехался над ними?

– Вы это серьезно, сударь? – спросила г-жа Лалуэт.

– Я всегда серьезен, – отрезал Элифас.

Г-н Лалуэт вдруг подскочил.

– Мы думали, вы в Канаде, сударь! – воскликнул он. Мало-помалу к нему возвращалось самообладание. – Ваша матушка…

– Вы знакомы с моей матушкой, господин Лалуэт?

– Сударь, прежде чем выставляться в Академию…

– Так вы все-таки выставили свою кандидатуру?

– То есть… я хотел сказать… имея намерение выставиться… Я собирался убедиться, что вас это не заденет. Я вас разыскивал повсюду. Так мне и представился случай повидать вашу матушку, которая сообщила мне, что вы сейчас в Канаде…

– Так оно и было. Я как раз оттуда.

– Ах… правда? И когда же вы, господин Элифас, прибыли из Канады? – спросила г-жа Лалуэт, вновь начиная чувствовать вкус к жизни.

– Сегодня, госпожа Лалуэт, сегодня. Утром сошел с корабля в Гавре. Нужно заметить вам, что я жил в Канаде как совершеннейший дикарь и ровным счетом ничего не ведал о тех глупостях, которые говорились в мое отсутствие о кресле монсеньора д’Абвиля.

Супруги вновь обрели краску на лицах. Они произнесли одновременно:

– Ах… вот как…

– От одного моего друга, который предложил мне позавтракать вместе, я узнал обо всех этих печальных событиях, в частности о том, что меня повсюду разыскивали. Вот я и решил немедленно всех успокоить и для этого отправился к превосходнейшему господину Ипполиту Патару…

– Да! Да!

– Я явился в Академию после полудня, позаботившись, правда, оставаться в тени, чтобы не быть узнанным. Я спросил у привратника, на месте ли господин Патар. Привратник ответил: «Он только что отбыл вместе с несколькими другими господами». Я сумел убедить его, что у меня срочное дело. И он намекнул мне, что я наверняка найду господина Патара по адресу улица Лаффит, дом 32-бис, у господина Лалуэта, который недавно выставил свою кандидатуру и к которому эти господа отправились в наемных экипажах, чтобы немедля его поздравить. Но, похоже, я ошибся, раз вы не знаете господина Патара, – добавил со своей тонкой улыбкой г-н Элифас де ла Нокс.

– Сударь! Он был здесь и ушел! – объявил г-н Лалуэт. – Я не в силах вас больше обманывать. Все, что вы нам сообщили, слишком похоже на правду, чтобы мы продолжали с вами эту игру. Ну да! Я выставил свою кандидатуру на это кресло, поскольку убежден: такой человек, как вы, ни за что не может быть убийцей! И я уверен также, что все остальные – просто идиоты!

– Браво, Гаспар! – одобрила его г-жа Лалуэт. – Я снова тебя узнаю. Ты опять говоришь, как мужчина! В конце концов, сударь, если вы пожалеете об этом кресле, то в любой момент вернете его! Стоит сказать только слово – и кресло ваше!

Г-н Элифас вдруг приблизился к г-ну Лалуэту и взял его за руку.

– Становитесь академиком, господин Лалуэт. И будьте при этом совершенно спокойны… на мой счет, по крайней мере. Ведь я, уверяю вас, всего лишь бедный человек, как все прочие. В какой-то миг я поверил в себя… поверил, что вознесся над человечеством, ибо я многое изучал, многое постиг… Этот постыдный, унизительный провал в Академии открыл мне глаза. И я решил сам себя покарать за гордыню. Я приговорил себя к изгнанию, последовал правилу тех восхитительных подвижников веры, которые принуждали умнейших из своей среды к самым тяжким работам. В глубине канадских лесов я трудился собственными руками, как простой траппер[44]. Я и в Европу-то вернулся только затем, чтобы сбыть свой товар.

– Но чем же вы занимаетесь? – спросила г-жа Лалуэт, испытывая самое сладостное в своей жизни волнение, потому что слова чародея, которого некогда называли Человеком Света, были так пленительны и медом текли прямо в жилы того, кто хоть раз сподобился счастья слышать их… – Да-да, чем же вы занимаетесь? – снова взмолилась г-жа Лалуэт, томно поводя очами, – мой дорогой господин Элифас…

– Продаю кроличьи шкурки, – без ложной скромности ответил Человек Света.

– Продаете кроличьи шкурки! – воскликнул г-н Лалуэт.

– Продаете кроличьи шкурки! – вздохнула г-жа Лалуэт.

– Продаю кроличьи шкурки, – повторил Человек Света, подчеркнуто кланяясь и уже готовясь распрощаться.

Однако г-н Лалуэт задержал его.

– Но куда же вы вот так пойдете, дорогой господин Элифас? – спросил он. – Неужели вы нас вот так покинете? Не позволите ли предложить вам чуточку чего-нибудь?

– Благодарю вас, сударь, но я ничего не принимаю до еды, – ответил Элифас.

– Тем не менее, мы не можем позволить, чтобы вы вот так с нами расстались, – заметила г-жа Лалуэт и проворковала: – После всего, что случилось, у нас найдется многое, что порассказать вам…

– Я не любопытен, – просто ответил Элифас. – Для того, что я собираюсь делать здесь, узнанного вполне достаточно. Как только я повидаюсь с господином непременным секретарем, сяду на поезд. Мой пушной товар ждут в Лейпциге.

Г-жа Лалуэт подошла к двери и храбро преградила выход.

– Простите меня, господин Элифас, – произнесла она дрогнувшим голосом, – но что вы намерены ему сказать, этому господину непременному секретарю?

– Да, правда! – подхватил г-н Лалуэт, понявший новую тревогу жены. – Что вы намерены сообщить господину Ипполиту Патару?

– Боже мой, да я просто скажу ему, что никого не убивал!

Г-н Лалуэт снова побледнел.

– Не стоит ради этого волноваться! – начал он убеждать Элифаса. – Он все равно не поверит! Абсолютно бесполезная затея, уверяю вас!

– Во всяком случае мой долг – успокоить его, как сейчас успокоил вас, и раз навсегда развеять дурацкие подозрения, которые на меня возводят.

Г-н Лалуэт с совершенно перекошенным лицом бросил отчаянный взгляд на г-жу Лалуэт.

– Ах, детка! – простонал он. – Это была слишком прекрасная мечта! – Он упал в объятия жены и, не стыдясь, залился слезами на ее плече.

Элифас обратился к г-же Лалуэт:

– Похоже, у господина Лалуэта какое-то большое горе. Я, право, не совсем понимаю, что все это значит.

– Это значит, – всхлипнула в свою очередь г-жа Лалуэт, – что если они узнают наверняка, будто вы в Париже… вернулись из Канады… и к этим смертям в Академии не имеете никакого отношения, то никогда господину Лалуэту не бывать академиком!

– Да почему же?

– Ах, они не отдадут ему это кресло, – прорыдала она. – Страшно такое выговорить, но никто, никто этого не захочет! Так не спешите же, дорогой господин Элифас, заявлять на весь свет о своей невиновности, хоть это и истинная правда, в которой здравомыслящие люди и без того не сомневались! Вы же понимаете! Подождите, пока моего мужа выберут!