— Венди!

— Да, миссис Хоррокс?

— Кто там у вас в офисе?

— Сюзан, Джейсон, и вот еще одна дама только что вошла, — добавила Венди тихим голосом. — В первый раз ее вижу. Вроде бы безобидная.

— Я хочу с ней поговорить, — сказала Анетта.

— Вы уверены? У вас голос какой-то странный. Погодите, я сейчас перейду в другую комнату.

— Вы слушаете, миссис Хоррокс?

— Слушаю, Венди.

— Я немного обеспокоена, — забормотала Венди, — потому что, по-моему, это та самая женщина, с которой он без конца говорит по телефону, куда-то ездит с ней обедать, и это при том, что вы сидите беременная, я считаю, так нечестно; мало того, он теперь собрался среди бела дня ехать с детьми развлекаться, даже отменил совещание, и она является собственной персоной, — нет, не нравится мне это, миссис Хоррокс. Не мое дело, я понимаю, но вы всегда относились ко мне доброжелательно. Разумеется, ничего в этом на самом деле нет, она держится спокойно и очень мило, и так серьезно, она ведь врач и сознает, конечно, что делает. Ваши детки уже зевают, соскучились, но все-таки… а вот и мистер Хоррокс освободился. Мистер Хоррокс, поговорите, пожалуйста, с миссис Хоррокс, нет, не хмурьтесь на меня, а возьмите трубочку.

— Привет, Анетта.

— Здравствуй, Спайсер. Ты, оказывается, везешь детей на представление?

— Ты так крепко спала, даже на телефонные звонки не отвечала.

— И доктор Рея Маркс с вами?

— Смотри-ка, какая ты осведомленная, хотя и сидишь у себя в башне на Белла-Крезент. Да, Анетта, доктор Рея Маркс едет с нами. Она хочет понаблюдать за детьми, нет ли признаков преждевременного развития, в таком духе. Мы решили, что лучше всего это проделать во время обычного семейного выезда.

— Я не понимаю, — сказала Анетта.

— Взглянем на вещи прямо. Ты в последнее время ведешь себя довольно неадекватно, Анетта. Сегодня Марксам пришлось чуть ли не полицию вызывать, чтобы выдворить тебя из своей приемной. Ты дошла до буйства. Так дальше продолжаться не может. Но это не телефонный разговор. Я по крайней мере не хотел бы, чтобы дети слышали.

— Ты и доктор Рея Маркс едете с детьми в театр, а меня оставляете дома, я правильно поняла?

— Ты говоришь, как ребенок, Анетта. По-видимому, ты совершенно не отдаешь себе отчета во всей серьезности своего состояния. Доктор Герман Маркс полагает, что тебя не следует надолго оставлять одну с детьми. По его мнению, твои фантазии слишком владеют тобой, чтобы не уделять им внимания. Фантазии могут перелиться, собственно, уже перелились в реальную жизнь, особенно в том, что касается Джейсона, который тебе неродной сын. Анетта, все это не твоя вина, только не думай, что я тебя упрекаю. Но страсть Джейсона к видеоиграм и фильмам не для маленьких — за гранью нормы. Я должен оградить детей.

— И для этой цели уйти от них? Доктор Маркс объявила, что ты собираешься бросить нас, чтобы идти своим духовным путем, поэтому непонятно, откуда вдруг эта забота о детях? По-моему, ты говоришь не вполне искренно.

— Ты, по-видимому, неправильно поняла Рею, — ответил Спайсер. — Это все тоже в симптоме. У тебя очень тяжелая беременность, и эту трудность переживаем мы все. Действительно, я увидел дорогу к свету, но, конечно, я не могу оставить так свою семью: я ведь люблю тебя, Анетта, несмотря ни на что. Каким бы я должен быть человеком, чтобы вдруг взять и уйти от тебя в такую минуту? Эдак я, пожалуй, не удержусь на колесе жизни. В два счета свалюсь и прямо к тараканам. Ты смеешься?

— Стараюсь смеяться, — ответила Анетта.

— Прими еще дозу «легкого сна». Мне звонила Гильда, она обеспокоена твоим состоянием. Ложись и поспи еще, милая. Увидимся позже. Мы принесем домой жареную рыбу с картошкой.

— А доктор Рея Маркс? Она тоже к нам придет на жареную рыбу с картошкой?

— Едва ли, — ответил Спайсер. — Ты ее так напугала. Анетта, я ведь не для собственного удовольствия еду смотреть представление детского кукольного театра. Ты уж постарайся и не делай так, чтобы нам было еще хуже, чем есть, ладно?

— Прости меня, Спайсер. А этот разговор тоже слышен по всему офису?

— Кстати сказать, да, — подтвердил Спайсер. — Но тебе не привыкать, ты же выступаешь по телевидению.

— Миссис Хоррокс?

— Да?

— Это говорят из программы Опры Уинфрей. Амелия.

— А, привет.

— Мы хотим записать вас завтра, а показать в нашей новогодней программе. Вообще-то мы предпочитаем живой показ, но даже Опра должна иногда хоть немного отдохнуть. Позвольте мне от себя выразить восхищение «Люцифеттой поверженной». Передача выйдет в самое удобное для вас время: Эрни Громбек сказал, что как раз подгадал публикацию к нашему шоу. Не правда ли, как это мило с его стороны?

— О да, чрезвычайно, — согласилась Анетта.

— Мы строим программу вокруг темы семейной ссоры, — продолжала Амелия. — Первая по времени ссора — это у Бога с Люцифером. Замечательно, как вы придумали Люцифера женского пола! Дальше идут Юпитер и Юнона. Чего же ждать от нас, простых смертных, перед лицом такого архетипа? К нашим услугам помощь любимых психотерапевтов, которые помогут нам преодолеть черную полосу в жизни и вырваться к свету. Об этом мы бы и хотели, чтобы вы прочитали из «Люцифетты»: отрывок на странице восемь по верстке. Признаемся честно, ваш издатель нам ее подкинул. Начиная со слов: «Где тьма становится светом…» и кончая: «Что остается дитяте, как не повторить раз испытанное?» А потом вы сядете рядом с Опрой и немного поболтаете про свою личную жизнь, про то, что вас натолкнуло на данную тему.

— Простите, я… потеряла нить. Я еще не совсем проснулась и…

— Ваша роль в передаче будет центральная, миссис Хоррокс, — радостно сообщила Амелия. — Вы имеете опыт выступления по телевидению?

— Нет.

— Милости просим в реальный мир! — произнесла Амелия.

— Гильда, привет. Что происходит? Больше я ни за что не буду принимать это твое лекарство. Я только теперь начинаю понемногу просыпаться. Сначала была ты и рассказала, что у тебя был роман со Спайсером. Очевидно, мне это приснилось. Потом что-то такое про то, что Спайсер вместе с доктором Реей Маркс повез куда-то детей, — это совершенно невероятно. И наконец еще разговор с редакторшей с телевидения насчет архетипов и «Люцифетты поверженной». Не может быть, телевидение и архетипы — две вещи несовместные. Который час, Гильда? Я такая расслабленная, что не могу даже встать и посмотреть на часы.

— Девять двадцать одна, — ответила Гильда. — Вечера. Мы со Стивом только что поужинали и собираемся сесть посмотреть телевизор. Осторожней высказывайся. Он в соседней комнате. Он любит, чтобы я смотрела вместе с ним последние известия.

— Девять двадцать одна вечера? А где же тогда Спайсер и дети?