— Взять его! — взвизгнула Люба.

Когда вертолет повернул к ним, Миша сказал:

— Надо найти еще поляну, чтоб вертолет мог сесть.

Поляна сыскалась в полукилометре от первой. Милиционер оглянулся. Вертолет, не отставая, летел следом. Послеполуденное солнце сверкало в жадном до сенсаций объективе телекамеры.

Поляна оказалась довольно большой. Улс сел на краю. Едва лапы коснулись земли, дракон распластался на брюхе и уткнулся мордой в душистую траву.

— Чур похороны с почестями, — прохрипел несчастный розовый зверь.

— Без оркестра с почестями не получится, — сказал Йорик. — Но ты не беспокойся. Мы тебя сейчас чуть-чуть прикопаем, чтоб муравьи не растащили, и сгоняем за музыкантами. Кого предпочитаешь — Бетховена или Шуберта?

— Трепло, — беззлобно буркнул дракон.

Поднялся ветер, трава пошла неровными волнами. Оглушительно стрекоча двигателем, на поляну опустился вертолет.

— А вот и пресса, — сказал Дмитрий Андреич.

«Пресса» состояла из лохматого паренька с фотоаппаратом, усатого, начинающего лысеть телеоператора и двух пилотов. Их всех роднила одна особенность: широко распахнутые рты.

— Улс, поднимай башку из травы, расправляй крылья. Йорик, сверкай глазами. Дмитрий Андреич, доставай хомяков, — сказал Миша. — Будем охмурять газетчиков.

Олло скакнул назад. Раздался щелчок. Четверо нападавших с двух сторон столкнулись лбами в том месте, где только что был эльф. Сбоку налетел Гиллигилл, но Олло сделал подножку, одновременно увернувшись, чтобы не попасть в лапы Геремора.

— Держи! — завопила Люба.

Олло бросился бежать. Следом погнались Чертопрыщенко и заяц. За ними, грозясь и ругаясь, бросились все остальные. Позади послышался отчаянный крик Любы:

— Стояааать! Вы что, стадо баранов? Андрей, Павел, Коля — за ним, остальные — ко мне! Нам нужен сундук, а не рыжий недомерок!

Олло нырнул в подлесок. Он не знал, что как раз в тот миг на противоположной стороне поляны зашелестели кусты и в проеме между ветвями сверкнули два рубиновых огонька.

— Олло удрал, — сообщил Йорик. — Его не заколдовали что ли?

Миша пожал плечами.

— Кто его знает. А эти что делают?

«Эти» собрались у избушки и что-то обсуждали. Среди них была Наташа. Милиционер едва сдержался, чтобы не завопить от восторга. Она жива! Она здесь! Но… она, черт возьми, среди них!

На поляне что-то затевалось. Два милиционера — толстячок и коротко стриженый парень — взялись за руки и двинулись к избушке. Следом заковылял заяц. Должно быть, он признал в толстячке духовного наставника.

Скрипнула дверь. Троица исчезла из виду. Некоторое время ничего не происходило.

Вдруг в чердачном окне возникли филейные части толстячка, едва прикрытые драными штанами. Послышалась какая-то возня, глухие удары, и неведомая сила, согнув милиционера пополам, принялась выпихивать его наружу. Походило, будто выталкивают из огромного рта серый с пятнами кляп.

Секунда — и толстячок, сверкнув прорехами, шлепнулся на траву. Следом полетел заяц. Стриженый парень выскочил на четвереньках из двери и, не меняя положения, рванул к лесу.

Люба окинула критическим взглядом свое воинство, что-то сказала. Вперед выступили два милиционера и кто-то из чертопрыщенцев.

Чертопрыщенец и милиционеры рысью побежали к домику и исчезли за дверью. Несколько долгих мгновений ничего не было слышно, а потом…

Миша вытаращил глаза. Дмитрий Андреич охнул и схватился за сердце. Йорик восхищенно запыхтел.

Крыша домика поднялась, и из-под нее высунулось нечто огромное. Сграбастав Любиных посланцев, чудище яростно столкнуло их лбами, будто раздраженное тем, что никак не может высечь огонь. Потом несчастные полетели на траву. Крыша с грохотом и треском опустилась на место.

Люди на поляне окаменели. Какое-то время оттуда доносились лишь стоны битых страдальцев. Люба обошла оставшихся в строю, будто пересчитывая их, бросила несколько слов. Все, кто был рядом, выстроились в некое подобие каре. Люба сказала еще что-то, и каре медленно двинулось к избушке. Наташа шла в первом ряду.

— Что… что она делает?! — прохрипел Миша. — Она всех угробить хочет?

— Числом берет, — сказал Дмитрий Андреич. — Любка та еще стервоза.

Миша огляделся.

— Дмитрий Андреич, дуй вон до тех кустов, — милиционер кивнул в сторону зарослей на краю поляны, шагах в тридцати. — Доберешься, начинай орать и шуметь, отвлекай внимание. Только смотри, чтоб Любка тебя не колдонула.

Старик кинулся выполнять приказ.

— Йорик, будь здесь. Если эта зараза начнет колдовать — атакуй. Только сам не попадись.

— А ты что будешь делать? — спросил Йорик.

Миша выхватил из ножен меч. Зловеще вспыхнули руны.

— Я — в избушку.

— Козлыыы! — осипшим голосом заорал Дмитрий Андреич и швырнул в Чертопрыщенко палку. — Троглодиты! Колдуны на полставки! Крокодильи хари!

Каре заволновалось. Несколько человек, отделившись от него, бросились к кустам. Люба оставалась на месте, сжимая и разжимая кулачки.

— Мой выход, — шепнул милиционер. — Йорик, следи за Любой.

Миша ступил на поляну. Никто не смотрел в его сторону. Сделав глубокий вдох, милиционер побежал.

— Все, последил, — сказал через секунду Йорик и помчался следом.

Они одновременно влетели на крыльцо. С поляны донесся резкий выкрик Любы. Миша и Йорик юркнули за дверь. Милиционер со щелчком задвинул засов. Тотчас снаружи в дверь забарабанили.

— Прием окончен! — крикнул Йорик. — Пейте касторку!

Что-то ударило в окно. Зазвенели стекла.

— Вперед, — скомандовал Миша. — Надо найти сундук.

В единственной комнате были сняты три половицы. Солнечный луч, падавший из окна, терялся в узкой черной щели.

— Туда, — сказал Миша. Он сел на край, опустил ноги в щель. Дно у нее все-таки имелось: далеко в кромешной черноте белел одинокий солнечный зайчик.

Миша нащупал лестницу. Йорик опередил его и нырнул вниз.

Спустившись на метр, милиционер заподозрил подвох. Мощные деревянные перекладины натужно скрипели — того и гляди рассыплются в прах, лестница ходила ходуном, как при землетрясении. В некий миг Миша понял, что падает.

Удар! Ножны впились в бок. Заскрежетало, хрустнуло. Сверху посыпались куски дерева.

Когда возле самого уха просвистела последняя перекладина, Миша обнаружил себя лежащим на дне глубокой ямы. Земля была рыхлой, будто на вскопанной грядке. Сверху падал узкий солнечный луч, но в его свете невозможно было разглядеть, где у ямы края.

— Чего разлегся? — буркнуло снизу. — Слезь с меня.