– Откуда синяк? – спросил Денис.

– От Шурки Лося.

– За что?

– Я его… в общем, я ему кайф поломала и сказала, что он Колю убил. Мне уйти, да?

– Почему?

– Потому что ты не пьяный.

– При чем здесь то, что я не пьяный?

– Потому что я с синяком некрасивая. Когда мужик пьяный, ему все равно, ему бы лишь морковку свою воткнуть. А когда он трезвый, никто девочку с синяком не закажет.

Денис ничего не ответил. Он уже почти жалел, что вызвал девочку. С того времени, как уехала Ирина, прошло полтора часа, возбуждение спало, и он чувствовал одну безумную усталость. Вдобавок было неприятно думать, что девочкой недавно пользовался Шурка Лось и еще, наверное, несколько человек из его бригады. Тома повернула головку так, чтобы синяка не было видно, потом протянула руку к тарталеткам на кружевной фарфоровой тарелочке.

– Можно?

– Ты что, так есть хочешь?

– Я не ужинала, двенадцати ждала. Так можно?

– После поешь, – сказал Денис, – раздевайся.

Утром Дениса разбудил ликующий звонок из Ахтарска.

– Мы ее продули! – кричал захлебывающийся от счастья Скоросько, – цинк – ноль! Весь в шлак ушел!

Скоросько сыпал техническими подробностями, Денис перестал его понимать с третьей фразы, но главное уловил: Скоросько и доменщики самолично изменили схему продувки «Ивановны» и, не останавливая производства, просто сдули весь цинк со стенок к чертовой матери. Это был их рождественский подарок директору.

– Славка как услышал, так чуть в постели не запрыгал! – орал Скоросько.

Захлопнув телефон, Денис перевернулся на бок, помотал головой и открыл глаза. В углу спальни корчил рожи немой телевизор, который они ночью забыли выключить. Столик с шампанским и закусками основательно опустел. Тамара Векшина не спала, а лежала, свернувшись в клубок, и глядела на Дениса своими внимательными и очень печальными глазами.

– А правда, что ты теперь на заводе главный? – спросила Тамара.

– Я – и.о. гендиректора.

Тонкие пальчики Тамары неслышно пробежались по коже Дениса, Черяга блаженно зажмурился.

– Нет, ты не главный, – спокойно сказала Тамара. – Ты очень несчастный, а главные такими несчастными не бывают.

Денис перекатился на живот.

– Кто тебе сказал, что я несчастный?

Тамара помолчала. После ночных трудов пудра с ее лица совсем осыпалась, и синяк был виден очень хорошо.

– Давно он тебя ударил-то?

– Два дня назад.

– Хочешь заняться чем-нибудь другим? Могу секретаршей устроить.

– Зачем? – сказала Тома, – я больше секретарши получаю. А работаю меньше.

– Хочешь переехать в Ахтарск?

– А к тебе нельзя переехать? – подумав, спросила Тамара.

– Нет.

– Это из-за синяка, да?

– Это не из-за синяка.

Денис встал и ушел в ванную, а через несколько минут снова вернулся в постель. Тамара откинула одеяло и стала осторожно целовать его грудь. Денис жадно задышал и пригнул девочку ниже, та немедленно все поняла, и через секунду ее черная головка оказалась у его бедер. Денис благодарно закрыл глаза.

Денис не слышал, как в наружную дверь номера постучали. Затем кто-то вошел в коридорчик, скрипнула, растворяясь, дверь спальни, и низкий женский голос произнес:

– Денис, я просто зашла сказать, что со Славой лучше, и спасибо за подарок….

Голос замер. Денис открыл глаза и увидел, что в дверях спальни стоит прямо-таки пунцовая Ирина, и смотрит круглыми, как блюдца, глазами на голого Черягу и на девочку, копошащуюся у его бедер. Это продолжалось, наверное, мгновение, потом Ирина опомнилась и вылетела вон из номера.

Испуганная Тома подняла голову. Теперь, в свете дня, синяк казался все-таки невероятно большим.

– Убирайся, – сказал Денис.

– Что случилось? Кто эта…

– Убирайся. Бумажник в гостиной на столе, деньги в бумажнике. Убирайся.

Декабрь и январь стали самыми безумными месяцами, которые помнил Черяга. Практически на него были возложены все обязанности Извольского. Плюс – собственные обязанности Дениса. Плюс – оборона осажденного комбината. Плюс – переговоры с губернатором, судом, банком, митинги протеста, интервью с журналистами и прочая, и прочая, и прочая.

К тому же Денис не был самостоятельной фигурой. За всю стратегию отвечал Извольский. За все финансовые операции комбината тоже отвечал Извольский. Извольский был прикован к постели в Москве и думал, думал, думал. По телефону они никаких стратегических проблем не обсуждали – подслушают. Только при личных встречах. Денис метался между Ахтарском и Москвой, отсыпаясь исключительно в самолете. Сначала он летал на «Яке», принадлежавшем комбинату, но однажды летчик, уже поднявший самолет в воздух, спинным мозгом почувствовал неполадки и успел посадить машину прежде, чем та развалилась над сибирской равниной.

По городу прошел слух, что неполадки в моторе были делом рук банка «Ивеко», и это было похоже на правду.

После этого Денис стал летать рейсовым самолетом, который в результате то и дело задерживался, дожидаясь окончания внезапно свалившейся встречи. Извертевшиеся пассажиры матерились сквозь зубы, когда к трапу подлетал бронированный «Мерс» и из него выскакивал замдиректора комбината в сопровождении четырех шкафов, прикрывавших шефа от случайного снайпера. Черяга со свитой занимал два ряда в первом салоне и тут же проваливался в глубокий беспамятный сон.

Формально Денис не был назначен и.о. генерального директора и не являлся членом совета директоров. Он просто приказывал – и приказы его должны были исполняться без разговоров. При этом компетентность бывшего следователя оставляла желать лучшего.

У Дениса был недостаток, который на заводах не прощают нигде и никому: Денис совершенно не разбирался в производстве. Он беззаботно путал марки углей и ставки налогов, ему приходилось втолковывать на совещаниях, чем отличается кокс, идущий на аглофабрику, от кокса, который идет прямо в домну, и однажды он дико удивился, узнав, что комбинат, оказывается, производит еще и минеральные удобрения – из отходов коксохимического производства.

Рекорд он поставил 9 января, прилюдно поинтересовавшись на Совете Директоров, почем на LME[8]нынче слябы. Вокруг наступила озадаченная тишина, а потом зам по финансам Михаил Федякин несколько саркастическим тоном известил и.о. гендиректора пятого по величине в мире металлургического гиганта, что сляб, а также рельс, швеллер, гнутый профиль и скрепка канцелярская на LME не котируются.