Инфанта Дона Педру и одного своего ведора [управляющего], коего звали Диогу Гонсалвиш ди Травасуш, дабы они отправились в одной шлюпке спросить у Инфанта Дуарти, казалось ли ему добрым, чтобы они высаживались на сушу, так как Инфант Дон Энрики, его брат, уже был на Алмине и находился близ ворот, как то казалось ему [Королю] по высадке людей, сходивших с его [Инфанта Дона Энрики] флота.

Но когда Диогу Гонсалвиш прибыл с сообщением, то, поскольку Инфант Дуарти был уже снаружи [на суше], он [Инфант Дон Педру?] послал Диогу ди Сеабра, что был его алферишем [знаменосцем], чтобы тот водрузил его знамя на его шлюпке, и приказал подать сигнал трубами всем прочим кораблям, дабы они поскорее пришли в готовность. И когда он [Инфант Дон Педру?] уже отправлялся говорить с Королем, своим отцом, прибыли некоторые из тех сеньоров, что явились отыскать Короля, каковому удалось тотчас прибыть туда с намерением сказать Инфанту, чтобы тот выходил самым скорым образом, каким мог, дабы высадиться на сушу, он сам и все на флоте [363].

— В доброе время, — сказали некоторые из тех фидалгу, — мы можем уже идти, дабы унести отсюда почесть и имя, что весьма нам послужат, когда произойдет вступление в город.

И тогда они поведали Королю о великом шуме (arroido), слышанном ими изнутри, [и] что им казалось, будто временами они слышали звук труб.

— Поистине, — сказали они, — счастливы были те, кому довелось быть в том [воинском] соединении, ибо из всей славы сего деяния несут они лучшую часть!

И в сем прибыли достоверные новости о том, что в город совершено вступление, и Инфанты с графом Барселушем уже перемещались внутри, рассеявшись каждый в свою сторону.

О ликовании его я не говорю, ибо хоть он [Король] в душе своей и имел [ликование] такое, какое с основанием подобало, он не особо выказал его своим видом, ибо таков был его обычай — ни в каких делах никогда не выказывать радостного вида, сколь бы ни было велико счастье, к нему пришедшее, ни равно, напротив, печали; но он стал смеяться, обращаясь к прочим, когда узнал о манере, к коей прибег Инфант Дуарти, дабы спрятаться от него, с тем чтобы пойти со своим братом в той передовой части.

— Представляется, — сказал он, — что мой сын не пожелал ждать, поскольку уразумел, что по причине своей старости я выйду позднее, либо же буду тяжелее чем он, чтобы прыгать, и пожелал идти со своим братом, так как ощутил волю его более воспламененною, нежели мою. Однако я весьма благодарю Бога за то, что Он столь скоро явил ему конец его желания.

ГЛАВА LXXVI

Как Король и Инфант Дон Педру со всеми прочими с того флота высадились на сушу, и как Гонсалу Лоренсу ди Гомиди был сделан рыцарем по прибытии к вратам города

Немалою была нетерпеливость, кою имели все те, что были готовы высадиться на сушу, и знайте, что зависть и алчба были не очень далеко от большей части тех, поскольку фидалгу и благородные люди (gentis homens) желали быть в компании тех, что первыми вошли в город, каковым [остававшимся на флоте] казалось, что благодарность за те дела, над коими они более всего потрудятся, будет вовсе никакой, так как их не было в той передовой части, ибо они не почитали никакое иное дело за великое, кроме лишь того вступления, что первые совершили в город. Другие же, из народа, имели в душе своей весьма великую досаду из-за алчности, что несли в себе к богатству, каковое, как они думали, досталось другим, и говорили про себя, что весь их труд был потрачен зазря, поскольку им предстояло остаться без доли такого богатства, какое, как им думалось, имелось в том городе.

— Друзья, — говорили они, — в весьма добрый час отправились туда те, что прибыли в компании Инфанта Дона Энрики на флоте из Порту, ибо вся слава и выгода сей войны останется с ними, хоть и потрудились мы и выложились так же, как и каждый; и они добудут золото, и серебро, и все прочее богатство, мы же прибудем на дележ старого постельного белья (almadraques velhos) и иных вещей такой же ценности.

И так выходили все, каждый наилучшим образом, каким мог, до тех пор пока Король не прибыл к воротам города, где сделал остановку, как по причине ноги, кою имел он раненой, так и вследствие понимания того, что [королевское] положение его требовало уходить оттуда не иначе, как лишь на взятие крепости, учитывая, что город уже находился в таком положении.

И все прочие рассеялись по районам города, ss. [scilicet, «а именно»], знамя Инфанта Дуарти со всеми его [людьми] в одну сторону, и Инфант Дон Педру со своими людьми в другую, и коннетабль, и магистр [ордена] Христа, и равно все прочие предводители каждый туда, куда увлекал их жребий, хоть каждый из них и имел достаточно работы, поскольку все улицы были еще полны мавров.

И Руй ди Соза, что был племянником магистра Христа и отцом Гонсалу Руиша ди Созы, что был начальником конницы (genetes) сих королевств, желая добиться превосходства, увел мавров по одной улице, где их прибавилось столько, что они осадили его в одной башне, каковое место сегодня зовут калиткою Руя ди Созы, и там он отважно защищался, пока к нему не прибыла помощь.

Нуну Мартинш да Силвейра, сын Мартина Жила Пештаны, что был из рода тех, кто впервые основал город Эвору, был в тот день хорошо узнан среди всех людей Инфанта Дуарти, поскольку так же, как Бог дал ему величие по размеру его тела, так же обладал он особою силой, чтобы сносить великие труды, как оказалось в тот день, ибо он лично содеял столько, что заслужил стать одним из тех, кого Инфант Дуарти сделал рыцарями в следующее воскресенье, и наградил его впоследствии многими милостями и приумножением, как о том в нашей истории далее будет поведано.

Обо многих иных добрых людях мог бы говорить я, кабы пожелал удлинить мой процесс, однако я оставляю все, дабы прийти мне к вещам основным.

Когда Король стоял пред вратами города, прибыл туда Гонсалу Лоренсу ди Гомиди, его эшкриван-да-пуридади [доверенный секретарь], сопровождаемый четырьмястами людьми, всеми в его ливреях, и по большей части его воспитанниками; и он сказал Королю:

— Сеньор! Как