– Ты спишь? – не выдержала она.

– Сплю, – ответил он страшным шепотом.

– Твоя раскладушка скрипит, как несмазанная телега. Перебирайся сюда.

Она слышала, как он встал, сделал три мягких шага по ковру.

Его огромное теплое тело рядом.

Она кончиками пальцев провела по его щеке – ощущение, как от наждачной шкурки.

Белая стена. Желтый дом в глубине. Каррер дель Бисбе Мирайес, 19, – опять. Ровно десять часов утра.

Солнце уже палило беспощадно. Эмили с трудом боролась со сном. Они не спали до четырех утра – вцепились друг в друга, как помешанные. Как в последний раз.

Створки калитки разъехались в стороны. Их встретил средних лет коротышка с роскошными усами.

– Por favor, síganme[92].

Они вошли в дом. Эмили поначалу решила: обычный двухэтажный дом. Но едва переступив порог, онемела от роскоши.

Потолок пятиметровой высоты, скульптуры на пьедесталах, статуэтки в стеклянных шкафах и на крошечных столиках. Антикварные зеркала и бронзовые бра на стенах. Посередине холла – мраморный фонтан. Подушки на диванах из леопардовых шкур.

Эмили никогда не видела ничего подобного. Летняя резиденция Магнуса Хассела или четырехсотметровая квартира Буссе даже близко не стояли.

К ним спустилась женщина примерно ее возраста. Короткая стрижка, тонкое белое, но не отбеленное льняное платье. На ногах шлепанцы. Глаза скрыты под темными очками. Неестественно большая, высокая грудь.

– Välkomna, – сказала он по-шведски. – Добро пожаловать. Я рассчитывала, что Тедди придет один.

– Все, что знаю я, знает и Эмили Янссон, – успокоил ее Тедди. – Думаю, даже хорошо, что она примет участие в разговоре.

Хозяйка смерила Эмили взглядом с ног до головы и кивнула.

Могла бы не так демонстративно.

Они уселись в беседке рядом с бассейном.

Тедди молчал. Уставился на хозяйку и молчал. Что-то в ней было знакомое, но что – определить не удавалось. Может, просто похожа на кого-то. На Аниту Экберг[93], если бы не стрижка.

– Что-нибудь выпьете?

Эмили попросила стакан сока.

– Холодной воды, – сумрачно произнес Тедди.

Маленький усатый мажордом мгновенно принес и то и другое. В обоих бокалах легко и ломко звякали ледяные кубики.

Тедди чувствовал себя очень уставшим. Эмили и в самом деле отпустила тормоза минувшей ночью. Ему даже показалось, что дело не только в сексе. Но, вполне возможно, ему просто хочется так думать. Может, потому, что это ему и нужно, – что-то большее, чем секс. Они почти не разговаривали, но не потому, что не о чем было говорить. Синхронность, как у хороших джазменов: все ясно без слов.

Хозяйка отпила глоток джин-тоника – естественно, тоже со льдом.

– И вот что я хочу спросить, – медленно произнесла она. – Какого хрена вы этим занимаетесь?

Ее шведский звучал не совсем натурально. Может, прожила в Испании столько лет, что появился испанский акцент? И Тедди внезапно догадался: никакой не испанский. Сербский. Она говорила по-шведски совершенно свободно, но с сербским акцентом. Как он сразу не понял?

– Что вы имеете в виду?

– Ровно то, что сказала, – неожиданно грубо ответила она. – Ты спалил у хорошего человека гараж, носишься по Стокгольму с высунутым языком и вынюхиваешь. Еще раз: чем ты занимаешься?

– А кто ты такая, чтобы спрашивать? – Тедди тоже перешел на «ты», и в голосе его прозвучала недвусмысленная угроза.

Она сидела напротив них и изучала… наверное, Тедди. За темными стеклами очков непонятно, на кого она смотрит.

– А ты меня не узнаешь?

Сербский акцент. Лет тридцать, а может, и побольше. Он и в самом деле ее знает, но искра никак не высекалась.

– Ты обстрелял моего отца, хочешь разузнать все про Матса Эмануэльссона – и не знаешь, кто я?

Наконец-то кликнуло. Идиот! Хотя… тогда она была намного моложе. Залихватская пирушка в «Кларе»… Микаэла Мазер-Павич.

– Дочь Кума… Но ты и в самом деле хочешь узнать, что я делаю и почему? Или хочешь послушать собственный голос?

Она подняла очки на лоб и внимательно посмотрела на Тедди. Глаза усталые. И белки с красными прожилками. Круги под глазами.

– Спокойно, спокойно. Расскажи, зачем тебе все это надо.

Тедди вкратце пересказал ту же историю, что и Куму пару дней назад.

Беньямин Эмануэльссон подозревается в убийстве, лежит в тюремной больнице. Рассказал, что им удалось узнать самим. И что он узнал от Кума.

– Я подозревал, что твой отец знает больше, чем говорит, поэтому вынужден был его… потревожить. Выкурить из улья. И он посоветовал поговорить с тобой. Ей известно больше, чем мне, сказал Мазер…

– Miguel, puedo conseguir otro, gracias![94] – прервала она.

Ее мажордом, или бартендер, или охранник, или как там его ни называй, был на редкость расторопен. Буквально через полминуты на столе стоял новый бокал с джином и запотевшая бутылочка тоника.

Когда Тедди закончил свой рассказ, она откинулась в кресле.

– Могу подтвердить: все, что рассказал отец, – чистая правда.

Она подлила совсем немного тоника в бокал с джином, отпила, почмокала губами и начала.

Рассказала, как Матс задолжал Себбе, – карточные долги. Как он научил их манипулировать финансовыми документами. Как она ему помогала, как была его ассистентом и, по совместительству, – надзирателем. Это было сумасшедшее время. Ни Европейский Союз, ни Штаты, ни финансовые инспекции ничего не могли сделать. Все эти колоссы по сравнению с Матсом были как малые дети. А Матс… Матс был одновременно и мотором, и подшипником, и моторной смазкой вдобавок. У него все работало как часы.

– Но потом он попытался нас обмануть, Себбе рассвирепел и решил его припугнуть. Устроил поджог в квартире. Никто даже не думал, что Матс там окажется, он никогда в это время не бывает дома, а тут по какой-то причине примчался и чуть не сгорел. Себбе сам и позвонил в пожарную команду, когда узнал, что наш человек встретил Матса на лестничной площадке. А потом что-то произошло. Жена Матса, Сесилия, случайно заглянула в его компьютер и стала давить на него: иди, заяви в полицию. И буквально через несколько дней Матса похитили. По приказу моего отца. А приказ выполнял ты, Тедди.