презрительно ответила женщина помоложе и махнула рукой. — Янчи! — прикрикнула она на мальчика, с унылым смирением сидевшего за столом. — Сиди на месте! Не якшайся с этими… еще болезнь какую-нибудь подхватишь!

У Жанетты вытянулось лицо. Какие там французы! Это венгерцы, но враги. Она чуть не задыхалась от негодования. Женщина с горбатым носом проговорила:

— Я человек воспитанный и стараюсь быть терпеливой в ожидании перемен. Но положение становится, право, невыносимым. От них уже и на пароходе не укроешься, пролезают повсюду! У всех этих детей глаза гноятся. А какие они все «сознательные» и… и бесстыдные! Как посмотришь на них, вся кровь в жилах кипит!

И вдруг тоненький детский голосок, энергично прокатывая буквы «р», резко бросил по-французски:

— Скорее, мадам, скорее выпейте стакан холодной воды для успокоения нервов!

Пожилая женщина открыла от изумления свой злой рот. Мужчины, до сих пор лишь изредка цедившие что-то сквозь зубы, внезапно повернулись к Жанетте спиной. Женщина помоложе приглушенно вскрикнула. В кружке тети Марты замерла песня. Учительница быстро подошла к Жанетте.

— Замолчи сейчас же, Аннушка! — властно сказала она.

— Нет, тетя Марта! Вы не представляете даже… Ведь эти… эти… — И, снова обернувшись к оцепеневшему в молчании обществу, собравшемуся у стола, она взволнованно жестикулируя, крикнула по-французски: — А я-то думала, что вы французы! Да вас даже и не поняли бы во Франции! У вас только гонор и есть. Вы воображаете, что мы не понимаем, о чем вы говорите. — Она бросилась к столу так стремительно, что сидевшая за ним компания перепугалась. — Нас не учат ничему хорошему? Да как вы смеете так говорить? Знайте же, что меня здесь научили хорошему, только хорошему! — Жанетта вдруг словно наяву услышала голос молодого офицера и заговорила его словами: — Каким было мое детство? Я была невежественной, беспризорной девчонкой, потому что те, кто учил меня, были похожи на вас, мадам! — указала она пальцем на горбоносую женщину. — Там, дома, я считала себя свободной… Но только здесь я узнала настоящую свободу. Здесь и из меня может выйти… как это… — Жанетта чувствовала, что ей нельзя остановиться, чтоб ошеломленный враг не успел ответить или возмутиться, и она с молниеносной быстротой припомнила слова офицера и то, что часто говорила ей Эржи Шоймоши. — Здесь каждый вступает на жизненный путь с равными возможностями и… и потом… река не только ваша, но и наша. Не вам одним плавать на пароходе! И дома тоже не ваши! Не правда ли, у вас болит сердце, мадам, потому что солнце светит не только для ваших детей, но и для многих сотен и тысяч… может быть, сотен тысяч детей!

Жанетта почувствовала на плече теплую, как бы защищавшую ее руку Марты Зойом, но уже не могла остановиться и кричала вне себя:

— Нет, мы не бесстыдные, знайте это! Но вы никогда больше не будете помыкать нами… Напрасно вы ожидаете… перемен! То, что вы так оплакиваете, никогда больше не вернется! Мы, юные пионеры Венгерской республики… словом, те, от кого вы так оберегаете ваших Янчи… мы будем настороже. И… и это было ошибкой, что я… что я заговорила с вами.

Она круто повернулась и, дрожа всем телом, с высоко поднятой головой вернулась к подругам. Следом шла тетя Марта. На губах у нее играла улыбка, обеими руками она поправляла спускавшиеся на шею тяжелые золотистые косы.

— Что ты сказала им, Аннушка? — нетерпеливо зашептали взволнованные девочки.

Но тетя Марта повелительным движением оборвала готовый сорваться поток вопросов:

— Сейчас довольно об этом. Ну, продолжим песню, девочки!

Несколько секунд было тихо, затем Илонка Шмит запела; чистые радостные голоса подхватили песню, и эхо разнесло ее по берегам Дуная:

Песню дружбы запевает молодежь, Молодежь, молодежь…

Тетя Марта, подойдя к борту, оперлась на поручень, и вскоре все девочки собрались вокруг нее.

— А вот и Дунабогдань, — сказала Марта Зойом. — Когда минуем эту излучину, покажутся и развалины крепости, Аннушка. В Вышеграде мы увидим археологические раскопки. Сейчас там восстанавливают замок — крепость короля Матяша, — построенный в пятнадцатом столетии. Уже восстановлены старинные стены, частично реставрированы часовня и древний-предревний фонтан… Мы и музей осмотрим. А теперь уже можно потихоньку собираться… Новак, оставь же что-нибудь себе и на обед!

Бири смущенно завернула в бумагу свой провиант, а затем прошептала Жанетте на ухо:

— Ты ведь расскажешь мне отдельно, о чем говорила с ними, правда?

Все готовились к высадке, только Жанетта продолжала стоять у перил, рядом с тетей Мартой. Теперь учительница не прятала в карман свою руку, а спокойно и уверенно обняла Жанетту за плечи. Они вместе смотрели на синевшую вдали линию гор, на монотонно журчавшую воду и маленькие белые домики на берегу.

— Славно ты отчитала их, Аннушка, — ласково сказала учительница. — Правда, мои познания во французском ничтожны, но я все же тебя поняла. Упрекать тебя я не хочу, ты… ты молодчина, Аннушка! Но больше не делай так… С подобными людьми мы в споры не вступаем. Да и о чем нам разговаривать с ними? Надо делами доказывать, что правда на нашей стороне.

— Да, тетя Марта, я, честное слово, чуть не лопнула от злости! Ведь сказать такое! — И голосом горбоносой женщины, смешно коверкая французские слова, Жанетта заговорила, быстро-быстро перебирая пальцами, словно в них были спицы: — «Даже окрестностей Будапешта не знают! Чему только их учат, хотела бы я знать?»

Учительница и ученица, улыбаясь, глядели друг на друга. Тетя Марта покачала головой, и Жанетта покаянно шлепнула себя ладошкой по губам.

— Ну, правда, я чуть не лопнула — так разозлилась! — произнесла она обычным своим тоном.

— Хорошо, хорошо, я уже слышала это!..

На левом берегу, по кромке плавно поднимающегося в гору шоссе, тянулись белые столбики. Марта Зойом указала на самую вершину:

— Вот уже видны руины Вышеградской крепости.

Обе взволнованные, они молча