Различия между супругами сопровождались минимальным количеством жалоб. Маргарита смеялась над привычкой Клода перед сном нюхать носки. Клод же, в свою очередь, потешался над ее ежедневными осмотрами собственного лица при помощи маленького зеркальца и над привычкой расчесывать волосы под мышками. Остальные различия даже поддерживали мир и спокойствие в доме. Маргарите нравилось, что Клод согревает все прохладные местечки в кровати, ожидая ее прихода, а также то, как он обвивается вокруг ее тела подобно кавычкам вокруг предложения.

В кровати эти двое дарили друг другу наиболее сильные наслаждения. За несколько месяцев после свадьбы свиток эротических возгласов существенно пополнился. Подобно пению птиц, звуки менялись при переходе от одного сезона к другому. В самые жаркие месяцы, когда солнце накаляло крышу, тела супругов сливались с такой томной и пикантной страстью, что становится понятно, почему французы пользуются только одним словом – sentir – для обозначения осязания и обоняния. После летних оргий Клод часто проводил пальцами по спине Маргариты, затем по веснушкам на животе и углублялся в более чувствительные впадины. Маргарита отвечала языком, что всегда напоминало Клоду об откушенной в первую ночь пуговице.

В прохладные дни они занимались любовью вне кровати, пользуясь блоками и гамаками, развешанными по всему чердаку. Маргарита иногда соблазняла Клода, надев на себя одни лишь тапочки и повязав на шею шелковый шнурок. Зимой, когда Клод не мастерил Его – у изобретения появился пол, если не назвать это личностью, – парочка развлекалась под тяжелым стеганым одеялом. Отгородившись от всего мира теплой периной, они без конца хихикали и дурачились, щекотали друг друга и хохотали. А их позы можно было угадать, лишь когда чья-нибудь рука или нога случайно показывалась из-под одеяла.

Возбуждение передавалось и на другую деятельность Клода. Часто после занятий любовью его мысли прояснялись, и он, неожиданно для себя, начинал что-то строчить в тетради или делать наброски, пока его семя остывало на простынях. Поначалу Клод боялся так резко переходить от любви к работе, но Маргарита разубедила его. Она отказывалась верить в то, что между двумя этими страстями идет жестокая борьба. Наоборот, жена радовалась, когда ловкость рук Клода находила применение и в постели, и за столом. Маргарита делала куда больше! Она не только ободряла Клода в те моменты, когда он был обездвижен одолевающими его сомнениями, но еще и превращалась в самого жесткого критика в минуты ликования. Плюмо сравнивал ее с кариатидой: «Верная, нежная, крепкая и всегда может поддержать».

Никто не оспорил сию метафору. Поддержку Маргариты можно было видеть во всем, что она делала. Иногда, очнувшись ночью от шума, производимого спящим мужем – Клод часто скрипел зубами во сне, – она успокаивала его, поглаживая щеку нежной рукой. Когда он неожиданно просыпался посреди ночи, осознав неточность в проекте, она зажигала свечу и клала рядом с ним карандаш – так муж мог набросать несколько строчек в тетрадь. Или же она просто слушала. Когда механизм был почти закончен, Клода одолели сомнения по поводу внешности говорящей головы.

– А как ты сам думаешь, что больше всего понравится зрителям? – спросила Маргарита.

– Я не знаю.

– А что говорят другие?

– А чего они не говорят? Каждый словно хочет вложить в него что-то от себя. Аббат мечтает об одном, извозчик – о другом, Плюмо твердит совсем иное.

– А чего хочешь ты?

– Я не уверен. По практическим соображениям это должен быть мужчина. Низкие регистры проще установить. А вот дальше я не знаю. Хотя особенно эффектно смотрелся бы костюм турка.

– Говорящий Турок. А почему бы и нет? Я могла бы сшить ему отличный халат. – Маргарита взяла на себя роль костюмера, так как умела искусно управляться с иголкой.

– Плюмо считает, что это банально. Он говорит, что мы все ожидаем восточного чуда. И к тому же существует автомат фон Кемпелена – шахматист в тюрбане. Плюмо бы хотелось, чтобы это была голова перуанца, или китайца, или сиамца. Аббат, в свою очередь, хочет кого-нибудь в простой одежде, он был бы доволен фермером. Кроме того, ему нужны такие анатомические подробности, которые могут довести дело до скандала.

– А что же граф Корбрейский? В конце концов, он же заказчик.

– Граф не заострял внимания на внешности. Он вообще боится связываться с проектом. Это вопрос репутации, ты же знаешь. И даже если я решу сделать его турком, встает вопрос об окружении. Аббат считает, что чердак поубавит таинственности у моего искусственного человека.

– Но как ты считаешь?

– Я согласен, что мы не должны отвлекать внимание от Турка. А если что-нибудь произойдет с окружающими приспособлениями во время показа, перестанут любоваться головой. Ты же знаешь старую поговорку – на красивое блюдо не надо класть испорченную еду.

Маргарита задумалась.

– Нет ничего плохого в том, чтобы объединить простое и сложное. Мир, который ты создал на своем чердаке, послужит прекрасным аперитивом к главному блюду, к магии Говорящего Турка. А что касается анатомических подробностей – пообещай Оже, что я спрячу их под халатом.

Такой компромисс успокоил Клода, хотя и ненадолго.

– Что теперь не дает тебе покоя? – спросила Маргарита, изо всех сил борясь со сном. Было поздно, и она устала.

– Плюмо предложил написать книгу о моем изобретении. Только когда он говорит об этом, все кажется мне слегка надуманным. Факты требуют небольшой проверки.

– Ну конечно! Ты отлично с этим справишься, я уверена. Ладно, пошли спать, и пусть тебе приснится успех.

Клоду не терпелось оценить литературные потуги Плюмо. В действительности книга журналиста была больше чем «слегка надуманна» и требовала больше чем небольшой проверки фактов. Она представляла собой кучку непечатных полуправд, объединенных плохой композицией. Писатель постарался выставить себя более изобретательным, чем сам изобретатель.

– У меня есть оригинальная идея насчет композиции книги о твоей жизни, – сказал Плюмо другу.

– В каком смысле оригинальная? – спросил Клод, заканчивая эполеты своего одетого по моде мусульманина.

– Я придумал ее во время одной из наших давних бесед. – Плюмо подождал, пока Клод причешет Турка и наложит еще один лист золота туда, куда необходимо.

Механик поставил аппликатор в подставку и молвил:

– Продолжай, я слушаю!

– Я сказал, что придумал оригинальную композицию для книги! Знаешь, как нумеруются главы в романах? Римскими цифрами! И на часах тоже римские цифры! А это – циферблат… – Плюмо провел пальцем по ободку часов. – Глава I, глава II, глава III, глава IIII, глава V… Ты что, до сих пор не понимаешь? Языки твоего и моего ремесла сливаются в одно целое на циферблате часов! Поэтому я измыслил композицию книги, состоящей из двенадцати глав, каждая называется согласно главному событию, произошедшему в данный период в жизни изобретателя. Вся книга поместится на 360 страницах, и круг замкнется. – Далее Плюмо вкратце рассказал сюжет каждой главы. – Вот, смотри. Глава I называется «Стрелки», руки – то есть связь твоей травмы и стрелок часов. Глава II называется «Пружина», ведь именно весной ты впервые начал работать над часовыми пружинами.[116]Глава III – «Циферблат», то есть речь в ней пойдет о прекрасном лике с миниатюры. Кроме того, там будет рассказываться, как ты расписывал циферблаты часов. Глава IIII – я придерживаюсь старомодного и вместе с тем изящного написания римской цифры в виде четырех прямых палочек вместо вульгарного IV – называется «Ход»; в ней речь пойдет о твоих путешествиях и работе над ходом часов.