После Костыля был Кинг. Раз уж с Готом заговорили сначала про него, пусть он и будет первым. Дрянь, которая заставляет гнить кости в живом человеке, — это, конечно, не рак желудка у пони. Ну так и Зверю не шесть лет. И здоровье у него сейчас не только свое. Сколько их там, убитых и съеденных? Человек пятнадцать, надо полагать, наберется. Это только тех, кто с Земли остался. А ведь был еще Фюрер, который пусть и умер быстро, но свой посмертный дар отдал. И был Резчик. Он умирал намного дольше Фюрера. А сейчас еще и Костыль. Вот кто умирал долго. По-настоящему долго, пусть даже это и не заняло много времени.

Непонятно, правда, откуда взялась та слабость, что охватила после посадки модуля. Хотя, если разобраться, ничего тут нет непонятного. Огнемет клятый выбил из колеи. Огонь вообще не та стихия, с которой хотелось бы столкнуться в замкнутом пространстве.

Что ж, Кинг так Кинг.

Навыки вспоминались сами. Да и не могли они забыться. Зверь ничего никогда не забывал.

Больно Кингу. Ох как больно. Но Костылю было больнее.

Сначала руку на лоб. Высоколобый ниггер, мастер хренов, ты тоже летаешь, когда садишься за компьютер? Или ты называешь это как-то иначе?

Спи, Кинг. Спи. Тебе все снится.

Горячо. Кожа горячая. А дальше, глубже — болезнь. Твари в крови живут, плодятся, умирают. Вот это плохо. То, что они умирают. Это еще болезни… слово, слово на грани памяти… токсины, да! Не проваливайся в знахарство, Зверь. Ты не шаман какой-нибудь, ты, мать твою, не в том веке живешь.

Зацепились. Провалились. Больно. Сучий потрох, как же больно!

Поехали…

Когда все закончилось, Зверь еще какое-то время сидел на краешке Кинговой койки. Медленно приходил в себя. Заглядывать в чужую душу было не впервой. А вот срастаться с человеком намертво — этого раньше делать не приходилось. Понятно, почему отец даже не заговаривал о том, чтобы лечить людей. Там такие лабиринты — просто так не выберешься.

Однако рано расслабляться. Кто на очереди? По логике вещей — Джокер.

Зверь ухмыльнулся, поднимаясь на ноги.

Нет уж. Джокера оставим на сладкое. Сейчас пусть будет Петля.

Следом за Петлей был Лонг. И он уснул далеко не сразу. Несколько секунд таращился изумленно, пока Зверь не рявкнул мысленно:

— Спи, скотина!

Заснул, как отрубили. Десантник, чтоб ему. Ни шагу без команды.

В голове слегка звенело. От усталости, надо думать. После короткой передышки все пришло в норму. Правда, впервые в жизни довелось почувствовать, как щелкнул счетчик, включая посмертный дар. Видимо, Костыля. До этого Зверь обходился собственной силой.

Это что же получается, если бы не было запаса, он бы уже умирал? Забавная штука человеческие болезни.

А Джокер встретил его, готовый к бою.

Ему было больно, маленькому солдату, съежившемуся на слишком просторной койке. Ему было очень больно. Не так, как Костылю, но достаточно. Зверю хватило бы насытиться. Только забрать эту боль он не мог. Вообще не мог зайти в отсек. Потому что из рук Джокера с ненавистью таращилась седоволосая человеческая голова.

Мертвый взгляд уперся в грудь, и Зверь остановился в дверях. Назад шагнуть — пожалуйста. Еще и подтолкнут для скорости. А вперед — никак.

— Уходи, — тихо сказал Джокер, — ты уже взял жизнь. Уходи.

— Я не собираюсь тебя убивать. — Зверь избегал встречаться взглядом с мертвыми глазами.

— Уходи, — повторил пигмей.

Сосредоточиться. Попробовать силы. Ф-фу, ну и мерзость эта высохшая башка! Сил, однако, хватит, чтобы сломать сопротивление. Еще и останется. Интересно, Зверь, что ты скажешь о таких законах физики? Какая-то жуткая мумия… она что, поле генерирует? Болиды оснащать можно. Затраты получатся куда меньше, чем на заводское производство. Покойников на Земле хватает.

Зверь негромко рассмеялся.

— Уходи, — голос Джокера чуть надломился, — ты злой. Большой прадед не пустит тебя.

— Да ну? — Веселая злость закипела, выплескиваясь в силу. — Не пустит? — Губы сами растягиваются не в улыбку, в оскал. — Меня?

Зверь шагнул в отсек, ломая невидимую преграду. Джокер метнулся в дальний угол койки, по-прежнему сжимая в руках бесполезную теперь мумию.

— Спи, дурашка, — рыкнул Зверь.

И осторожно, чуть брезгливо, вынул мертвую голову из ослабевших черных пальчиков.

— Злой, — бормотал он сам себе, легко касаясь лба пигмея, — скажет тоже. Разве я злой? Да я просто ужасный. Зацепились. Провалились. Поехали.

Он улетел к «Покровителю» в тот же день. Помчался на «Мурене» вдогонку за строительной группой. Кинг разберется с бортовым компьютером. Джокер найдет безопасное место в горах. Лонг и Петля… ну, они могут быть в двух местах одновременно.

А двумя днями спустя, когда паутина уже была на треть смонтирована на покатой, резной макушке двигателя, перед глазами полыхнуло вдруг пламенем.

Солнце стояло в зените. Металлическая поверхность отбрасывала слепящие блики. Зверь потер глаза — слишком яркий свет иногда играет дурные шутки. И как-то сразу солнце оказалось гораздо ниже, И Пендель встряхивал за плечи:

— Азаматка, Азаматка, да что с тобой?! Да проснись же, скотина!

— Что это было? — поинтересовался Зверь, с изумлением чувствуя, как начинает болеть голова. Не потому, что добрый христианский священник проломил череп монтировкой, а сама по себе. Просто так. Этого быть не могло. Но ведь было же.

Пендель говорил, говорил, то забывая материться, то, наоборот, упуская все слова, кроме отборного мата. Зверь не слушал его. Все, что скажет Пендель, совершенно не важно. Значение имели только его собственные ощущения А еще дикий, совершенно дикий страх «Мурены».

Неживое, в отличие от нас, всегда знает о своем состоянии Если оно болеет, оно понимает, что болеет. И если оно здорово, оно знает, что здорово, А я умею понимать неживое.

Все так. Он не сказал тогда Готу, что понимание взаимно. А неживое всегда знает…

С позиций здравого смысла ничего страшного не случилось. Работу здесь Пендель сможет закончить и самостоятельно. Благо инструкции он получил самые подробные, да и голова у Пендельки работает как надо. Пугает разве что неясность. Посмертные дары, чужие жизни, которых должно было остаться в избытке, куда они делись? Ведь не мог же он, в самом деле, израсходовать все. Магистра вон в куски разорвало, люстрой сверху накрыло, и ничего — выжил. Хоть и ненадолго. А тут и вовсе ерунда.

— Тебе в лагерь надо, — Пендель помог подняться на ноги. — Башка отвезет

— Да иди ты! — Зверь поморщился, глянул на «Мурену». — До лагеря я и сам доберусь.

Второй раз пламя вспыхнуло, когда он садился в пилотское кресло. Но этот удар они с «Муреной» приняли на двоих. И огонь отступил. На время, Зверь многое бы дал за то, чтобы узнать, сколько же времени у него осталось.