Культурное значение завязавшихся между Византией и Русью отношений по преимуществу отмечается договорами 911 и 945 гг., которые и по своей форме вполне выдержали характер подобного рода документов, заключенных империей с торговыми итальянскими республиками. В занимающих нас договорах после перечисления имен русских послов, которые вообще отличаются неславянским происхождением, следует положение моральных и материальных мотивов к заключению договора и затем содержание договора распределяется по отдельным статьям. Таким образом, статьи 3–7 Олегова договора определяют наказания за убийство, раны, татьбу и грабеж — это статьи уголовного права, регулирующие жизнь русской колонии в Константинополе и ее отношения к местному населению. Здесь, между прочим, одной статьей решался вопрос о наследстве посла русского, умершего в Константинополе. Если отыщется завещание, то наследство переходит согласно воле завещателя; если же нет, то его берут соотечественники умершего и передают законным наследникам в России. Статьей 8 договора предусматривается случай кораблекрушения.

Известно, что в то отдаленное время признаваемо было так называемое береговое право, по которому всякое судно, выброшенное волнами на берег, считалось собственностью тех, кому принадлежал берег; в средневековую эпоху это право имело большое значение, но обращалось часто в разбой: береговые жители грабили нередко и те суда, которые просто приставали к берегу, и захватывали корабли. Даже в открытом море, считая его такой же собственностью, как и берег. Русские обязываются не брать себе греческих кораблей, пострадавших у их берегов, а должны со всею предосторожностью довести судно в Грецию; если же судно пострадало слишком сильно, то его отводят в Русь, груз продают и при первом удобном случае возвращают стоимость его грекам. Следующие главы договора объясняют, как действовать при выкупе пленных, какую сумму можно требовать за каждого; далее, в каком положении должны находиться русские, служащие в византийской службе, наконец, обе стороны обязываются выдавать друг другу преступников, и притом на равных условиях.

Договор Игоря от 945 г., кроме некоторых статей, касающихся бытовой и общественной жизни и сходных отчасти со статьями Олегова договора, освещает новые важные стороны отношений русских к Византии. Статья 2-я договора совершенно неожиданно для нас обставляет сношения киевских купцов и вообще руси с греками такими формальностями, которых трудно было бы искать в русском обществе в начале X в. Для предупреждения различных недоразумений и неприятностей византийское правительство требует, чтобы все русские, отправляющиеся в июне месяце в Константинополь, имели при себе грамоту от великого князя, где было бы обозначено, сколько идет людей и на скольких кораблях; только под таким условием русские могли быть рассматриваемы в Царьграде как люди, приходящие с «миром», а не как шайка разбойников. Если же придет какая-нибудь толпа русских без княжеской грамоты, то они будут удержаны греками, пока не будет дано знать русскому князю.

В этом договоре повторяются статьи о том, что русские должны жить около церкви св. Маманта и могут входить в город через одни ворота в числе не больше 50 человек без оружия в сопровождении «царева мужа».

Если, как выясняется из договоров, отношения Руси к Византии устраиваются правильно и обусловливаются договорами, то естественно искать других данных, которые бы подтверждали эти правовые государственные отношения. В таком смысле обращают на себя внимание те части договоров, которые касаются взаимных обязательств относительно спорных областей, равно как военного соглашения на счет посылки вспомогательных отрядов. Между прочим, в 8-й статье встречаем следующее постановление: «относительно херсонской земли и всех городов, которые в ней находятся, князь русский не имеет власти воевать эту страну, и она не покоряется русским». Если в 945 г. устанавливается пункт, исключающий херсонскую страну из-под зависимости Руси, то ясно, что бывали уже попытки Руси завладеть этой страною. Таким образом, те намеки на походы русских в Крым, которые находим в летописи, очевидно, имеют известное историческое основание. Как бы в вознаграждение Игоря за отказ его от обладания херсонской страной в той же статье договора определено: «если русский князь пожелает получить от нас вспомогательный отряд для своих войн, мы пошлем его в таком числе, как ему будет нужно». Эта статья подтверждается многократными упоминаниями в истории о русском военном отряде в войнах Византии. Рядом с 8-й статьей договора необходимо поставить 10-ю и 11-ю, где также устраняется по возможности участие русских в делах черноморских.

«Когда русские, — говорится в 10-й статье, — найдут херсонцев, ловящих рыбу в устьях Днепра, то да не причиняют им никакого зла, и да не имеют власти зимовать в устьях Днепра…»

Сказанного достаточно, чтобы дать понять о значении договоров Руси с греками для истории внутренней жизни русского народа и его политических отношений в X столетии. Договоры показывают, что Византия находила возможным вступать с Русью в международные сношения как с государством, правильно организованным. В государственном архиве империи хранилась формула письменных сношений с русским великим князем. Наиболее живо представлены культурные интересы в обстоятельствах, сопровождавших посещение Константинополя св. Ольгой в 957 г.

Про Ольгу в русской летописи рассказывается, что она в Константинополе крестилась, что при этом благодаря своему уму приобрела уважение византийского императора, которого «переклюкала» [117]. Русские памятники говорят довольно много об этом путешествии Ольги, но особенно подробно и живо описано оно у Константина Багрянородного (11). Прежде всего есть одно странное обстоятельство в византийском рассказе о приеме Ольги в Константинополе. Статья обозначена совершенно так же, как озаглавлена беседа патриарха Фотия: на нашествие Руси (12), — т. е. посещение Ольги обозначено на греческом языке выражением, имеющим смысл нашествия с враждебной целью или военного похода. Так как известие русской летописи в этом случае расходится с византийским, ибо первое все внимание сосредоточивает на крещении Ольги, а второе ничего не говорит о крещении, то давно уже высказано было мнение, что, может быть, Ольга два раза была в Константинополе. Следует еще присовокупить, что византийское известие не может возбуждать против себя никаких сомнений, ибо это есть дворцовый журнал, описывающий парадные приемы послов и посетителей из иностранных государств. Русские, посещавшие Константинополь в конце XII в., находили еще там некоторые воспоминания об Ольге. Так, Новгородский архиепископ Антоний говорит, что ему показывали в храме св. Софии между прочими святынями и драгоценностями «блюдо велико злато служебное Ольги Русской, когда взяла дань [118], ходивши ко Царьграду».

Какою целью руководилась Ольга, предприняв путешествие в Царьград, об этом ничего нельзя сказать точного, догадки же сосредоточиваются главнейше на том, что она желала в Константинополе креститься. Независимо от того в церемониале приема Ольги есть несколько любопытных для нас черт, Торжественный прием ей сделан был в среду 9 сентября 955 г. По обычаю византийского этикета, Ольга должна была пройти по многочисленным залам и галереям императорского дворца, прежде чем попасть и тронную залу, великий триклиний Магнавры, где стоял Соломонов трон. Этот трон был чудом искусства, которое не могло не поразить воображения. Иностранца, подходящего к трону для поклонения императору, окруженному блестящей свитой военных и придворных людей в парадных мундирах, поражал сюрприз за сюрпризом. Прежде всего раздавались звуки золотых и серебряных органов, скрытых от глаз занавесями и коврами. Затем на золотом троне поднимались золотые львы и страшно рыкали, по золотым деревьям вокруг трона золотые птицы начинали гармонические песни.