Шли годы и месяцы, дочери Бунсё стали девушками ослепительной красоты. Они преуспели и в декламации, и в каллиграфии, а в сложении стихов и сочинении прозы им просто не было равных.

Прослышав обо всём этом, даймё восьми провинций прилагали все силы, стараясь установить с ними связь, письмам не было конца. Девушки горевали, что родились в глуши на востоке. Если бы родиться вблизи столицы! Им могло бы повезти, они могли бы стать придворными дамами или императрицами, а о том, чтобы выйти замуж здесь, им не хотелось и думать. Бунсё считал за честь получить предложение от даймё из провинции, но когда он говорил об этом дочерям, они делались точно глухие, ничего не желали слушать. Рассветы сменялись закатами, отец и мать по-прежнему всячески угождали и потакали дочерям. Ведь родные дети! Девушки были набожны, много думали о будущей жизни, как-то даже решили отправиться в паломничество. Когда до даймё дошёл слух о паломничестве, они решили похитить девушек. Такие поползли слухи. Бунсё прослышал об этом. На западной границе своих владений он возвёл павильон, поместив там фигуры трёх будд с Амидой в центре[501], чтобы дочери могли приходить туда, когда захотят. Это была не лишняя предосторожность, теперь уж никто не мог бы похитить девушек по дороге. Обо всём этом узнал господин Главный настоятель. Он пригласил к себе Бунду и сказал:

— Я слышал, что у тебя дочери необыкновенной красоты. Не выдавай их замуж за даймё, мои сыновья возьмут их в жёны.

Бунсё обрадовался и поспешил домой.

— Радость-то, какая! Сыновья господина Главного настоятеля берут моих дочерей в жёны. Нужно готовиться!

Он тут же пошёл сообщить новость дочерям:

— Ну, радуйтесь, вам суждено стать невестками самого господина Главного настоятеля!

Бунсё очень удивился, когда увидел, что его дочери так расстроились, что чуть не плакали.

— Раз уж нам не суждено стать придворными дамами или императрицами, или выйти замуж за сыновей родителей высокого ранга, то мы станем монахинями и будем молиться о просветлении в будущей жизни, — сказали они.

Когда смущённый Бунсё рассказал об этом ответе господину главному настоятелю, тот рассердился:

— Не понимаю, как ты осмеливаешься сказать мне, что твои дочери мне отказывают! Тотчас же пришли их сюда, не то мне придётся тебя наказать!

Бунсё снова пошёл к дочерям и рассказал им об этом.

Девушки ответили:

— Путь, который мы выбираем, подходит и знатным и простым людям. Мы станем монахинями, отречёмся от мира страданий, а если нет — утопимся в речной пучине, — вздохнули они.

Бунсё, плача, опять пошёл к господину Главному настоятелю. Когда он всё рассказал, тот ответил:

— Что ж, если они так благочестивы, ничего не поделаешь.

Вскоре в Хитати правителем провинции приехал Эбу-но курандо[502] по имени Митисигэ. Он слыл большим сластолюбцем и мечтал найти себе женщину необыкновенной красоты, пусть бы она была простого происхождения, пусть даже бедная жительница горной деревни. Даймё провинции показали ему многих женщин, но ни одна ему не понравилась. Рассветы сменяли закаты, и вот кто-то рассказал Митисигэ о дочерях Бунсё.

— У человека по имени Бунсё, слуги Главного настоятеля Касима, есть дочери ослепительной красоты. Многие даймё нашей провинции сватались к ним, да все получили отказ. Эти девушки, что небожительницы, спустившиеся на землю. Можно бы попросить хозяина этого человека — Главного настоятеля — доставить их.

Митисигэ обрадовался и позвал Главного настоятеля:

— Правда ли, что у человека по имени Бунсё, слуги в вашем доме, есть дочери несравненной красоты? Пришлите их ко мне. В благодарность я уступлю вам должность правителя провинции.

— Я хотел бы повиноваться, но эти девушки очень несговорчивы, не слушаются даже своих родителей. Я, конечно, попробую, но…

Главный настоятель ушёл.

Бунсё пригласили к Главному настоятелю.

— Ты должен радоваться, правитель берёт в жёны твоих дочерей. Если будет как он желает, он мне обещает пост правителя провинции. А уж я тогда сделаю тебя крупным чиновником. Выше этой чести и быть не может!

Бунсё обрадовался:

— Почтительно повинуюсь. Да ведь только они не слушаются родителей, спрошу, что ещё ответят.

Бунсё отправился домой.

Прямо от ворот он закричал:

— Какая радость! И впрямь, стоит иметь дочерей! Стать тестем правителя провинции! Все-все пусть готовятся сопровождать нас!

Он повернулся к дочерям:

— Радость-то какая!

Бунсё всё рассказал дочерям, девушки горько расплакались. И мать, и сам Бунсё уговаривали их:

— Нельзя не принять этого предложения. Что станет с вашим отцом Цунэокой, если вы не подчинитесь!

Но дочери ничего не хотели слушать. Родители принялись умолять их, и тогда девушки сказали так:

— Мы уже отвергли сыновей господина Главного настоятеля. Пусть он думает о нас, что хочет. Лучше мы утопимся!

Бунсё было нечего ответить. Он пошёл к Главному настоятелю и всё рассказал ему. Когда Главный настоятель всё от начала до конца передал правителю провинции, тот ответил так:

— Я мечтал, что одна из этих девушек станет моей женой, поэтому меня привлекала жизнь в этой провинции, но теперь мне здесь делать нечего.

И он уехал в столицу.

Прошли дни, Митисигэ прибыл в столицу и первым делом нанёс визит во дворец канцлера. Как раз в это время гости канцлера рассказывали истории о разных провинциях. Митисигэ поведал о том, что лежало у него на сердце.

— О какой бы провинции ни шла речь, нет более странной, как Хитати.

Эти слова Митисигэ услышал сын канцлера — молодой тюдзё второго ранга[503].

— Отчего так? — спросил он.

— Человек по имени Бунсё, состоящий в услужении у священника, которого называют Главным настоятелем Касима, благодаря предопределению из прошлых жизней не только стал обладателем семи драгоценностей и множества богатств, процветает и радуется, но от тамошнего пресветлого божества получил в подарок двух дочерей, благородных и мягких, ослепительно красивых, сердцем и талантами в исполнительских искусствах превосходящих обыкновенных людей. Так говорят. Я, Митисигэ, сделал предложение, но они и не подумали согласиться. Начиная с их хозяина, Главного настоятеля, многие, очень многие даймё из разных провинций сватались к ним, но они и слушать не хотят и воле родителей не подчиняются.

Пока Митисигэ рассказывал, господин Тюдзё внимательно слушал, и случилось так, что он влюбился, даже не видя девушек. Вскоре Тюдзё заболел. Многие сановники и придворные желали выдать за него своих дочерей, но он даже не слушал, заперся у себя в комете. Канцлер и его жена молились о сыне.

Медленно тянулись месяцы и дни. Была середина осени. Как-то, мечтаниях при свете яркой луны, господин Тюдзё поднялся с постели и