Владимир ошалело, не веря счастью, оглядывался. Огонь накрышах исчез, втянутый в безобразную пасть Табитса. Ободренные дружинники спобедными криками бросились на печенегов. Степняки, похоже, пали духом. Толькочто победа казалась полной и абсолютной, а теперь пали Каменные Всадники, уничтоженыБулатные, появился огненный бог, но и то почему-то принял сторону этих земляныхчервей.

…Их рубили, топтали, кололи, а они как стадо овец сгрудилисьу проломов, уже не отважные герои, а мечтающие спасти жизни перепуганныеграбители…

Владимир — снова полководец — вложил оба меча вножны, бегом взбежал на башню. На этой стороне реки печенегов было море, ноотдельной группой держались отборные воины, их Владимир вычленил по росту инастоящим доспехам.

Они держались вне досягаемости стрел, в самой середине наперевернутой повозке тот самый колдун, который из преисподней, торопливоразбрасывал из мешочка травы. Ему бегом принесли связанную девушку, ещеподростка, сорвали одежду, колдун быстро перерезал ей горло.

На башню торопливо поднялся Белоян. Увидел, вскричал вбессильном гневе:

— Это же опять… опять какую-то гадость сотворит!

— Убей, — сказал Владимир сквозь стиснутые зубы.

— Как?

— Ты колдун.

— Я волхв, а не колдун. Может, как-нибудь к немупрорваться богатырям? Там такие от Добрыни прибыли…

Владимир прорычал в гневе:

— Они все бьются у пролома. Иначе бы печенеги весьгород… Эх!

Заскрипели ступеньки, поднялся запыхавшийся Претич. За рукутащил бледного худого парня. В руках у парня длинный лук, за плечами нелепоболтался колчан. И лук слишком тонкий, и стрел в колчане всего с десяток, дажеремни затянуть не умеет, тула спину отобьет, если на коне проскакать хотьверсту…

Претич, бесцеремонно отпихнув князя, втащил парня на самыйугол стены:

— Ну?

Глаза парня стали задумчивыми, лохматые брови подвигались.Сказал нерешительно:

— Ветра почти нет… Попробую.

В словах звучал шелест пальм и звон крупного раскаленногопеска, каких на Востоке ветер наметает целые горы. Владимир узнал по голосупарня, которого приводил Фарлаф. Теперь, одетый по-киевски, он ничем неотличался от прочих молодых киян.

— Тарильд, — вспомнил он странное имя, — тычто… ты же не из племени хейсанидов?

— Нет, — ответил он чистым нежным голосом.

— Так какого беса… Только они…

— Я не хейсанид, — повторил он еще более чистымзвонким голосом. — Но отец взял себе жену из хейсанидов. А мама менякое-чему научила…

Претич слушал в нетерпении, для него за лесом мир вообщекончался, дальше либо ударишься лбом в хрустальный свод, которым накрыта земля,либо свалишься за Край Земли, где в безмерном окиян-море плавает та самаячерепаха Рода.

— Давай, — потребовал он нетерпеливо. — А тоэта сволочь уже опять колдует!

Тарильд быстро вытащил из сумочки на поясе шелковый шнурок,набросил на конец лука, согнул, дотянулся до другого конца, зацепил за выступ.Лук выглядел обманчиво простым, даже тетива какая-то несерьезная, а когдаТарильд вытащил стрелы, даже Претич крякнул и поморщился.

Тарильд улыбнулся одним краешком губ. Накладывая стрелу натетиву, другую нечаянно обронил воеводе на ногу. Претич взвыл, наклонился иухватился за стрелу. Владимир видел, как побагровело его лицо, а стрелу поднялдвумя руками. На мясистом лице наконец-то проступило великое удивление, аследом — уважительность.

Теперь и Владимир видел, что под смуглой кожей юношипроступают толстые сухие жилы, плохо пригодные для кулачных боев или маханиямечом — там нужны мышцы, — зато так нужные для точной стрельбы излука.

Тарильд долго метился, наконец задержал дыхание, пальцы сзажатым оперением стрелы коснулись мочки уха. Владимир и Претич тоже задержалидыхание. Раздался легкий хлопок, тут же на том же месте возникло другое белоеперо, снова щелчок тетивы по кожаной рукавичке, и Тарильд ухватил третьюстрелу.

После шестой, последней, он опустил лук. В воздухе нарасталвизг, рев, в небе возникла тучка. Видно было, как колдун дернулся, из его рукпосыпались амулеты. Стрела торчала из середины лба. Острый конец проломилзатылочную кость, высунулся с той стороны.

Пять богатырей вскрикнули страшными, отчаянными голосами.Неведомые стрелы, что вызвали гром, поразили их сквозь доспехи. Остальные, накоторых стрел не хватило, приседали и закрывались щитами, зло и растеряннооглядывались по стенам. Один подхватил убитого колдуна, бегом понес его к воде,где ждали лодки.

Претич заорал ликующе:

— Здорово!.. Стреляй еще!.. Нужны стрелы? Сейчаспринесут хоть гору!

Тарильд покачал головой:

— Ваши стрелы слишком… простые. Их унесет ветер.

Владимир положил обе ладони на плечи юноши.

— Спасибо, — сказал он просто. — Спасибо,Тарильд.

— Тебе спасибо, — ответил Тарильд так же просто,чувствовал, что говорит не с князем, а с человеком. — Ты спас мою честь.

Битва, как оценил Владимир быстро, застыла в неверномравновесии. Печенегов все еще море, но сейчас пали духом, кияне же воспрянули,но слишком мала горстка защитников: едва-едва не дает прорвавшимся в городпеченегам растечься огненной волной по всему Киеву.

Претич уже сбежал вниз, едва ступеньки не проломил, тоже всечу рвется, старый хрыч. Тарильду все же принесли стрелы, и парень, брезгливоморщась, стрелял в тех, кого доставал.

— Пора, — сказал Владимир негромко. — Пора имне…

Грудь поднялась, захватив воздуха. С башни видно, как впролом вливаются все новые и новые силы печенегов. Хоть и в растерянности, ноне на всю жизнь такими останутся, а у защитников силы все же убывают.

Когда он сбежал вниз, на площади появился высокий худойстарик, седой как лунь, серебряные волосы на лбу перехвачены кожаным ремешкомпо обычаю кузнецов. Суетливый как мышь, он просеменил вдоль стены, пал наколени и что-то греб обеими руками. Владимир с изумлением и гневом узналпрославленного кузнеца Людоту.

— А ты что делаешь, старый хрыч?

Кузнец, не поднимая головы, отмахнулся:

— Не вопи, княже…

Владимир задохнулся от гнева:

— Да ты… Чтоб тебя!.. Ты что, не знаешь, что твояголова всех наших стоит?.. Какого беса здесь топчешься?

— Не вопи, — повторил Людота озабоченно, но голосдрожал от радости. — Ты что ж, не видишь, какое счастье подвалило?

Владимир оглянулся на горящие дома, мечущихся с крикамилюдей: