— Да.

— И что же? — спросил Владимир, едва дыша.

— Мы нарушили запрет.

— И…

Рогдай смотрел на поле боя, потом поднял глаза, долгосмотрел на синее небо. Белые кудрявые как барашки облака плыли легко,беззаботно, оранжевые края блестели как золотые. Пронеслась стая мелких птах,Рогдай долго следил за ними, пока не исчезли из виду.

Залешанин сказал негромко:

— Ты… княже, не того… не переживай. Просто теперь намбольше не зреть белый свет. Даже вот так, через день. Но… иначе как бы мы жилидальше?

Рогдай прислушался, сказал тихо:

— Пора. Я слышу зов.

— Не переживай, — повторил Залешанин ссочувствием. Глаза его на миг вспыхнули как звезды. — Больше нас здесь неувидят. И мы больше не увидим белый свет. Но сам подумай, каково бы нам завтраузреть горящий Киев, грабеж, убийства… Здесь наши. Просто наши.

Дворцовая стража смотрела подозрительно, но спархияпропустила беспрепятственно. Уже запомнили. Роскошно одетые слуги, что у входасо скрещенными на груди руками, поклонились, не теряя надменного выражения.

Молча он прошел мимо пышных евнухов, не менее дородныхсенаторов, патрикиев, вельмож, военачальников схол, знатных философов. Этотпестрый люд часами томится в приемных залах, мечтая попасть под благосклонныйвзгляд великого базилевса.

Приемная уперлась в роскошную дверь, похожую размером нагородские врата, а роскошью — на царскую сокровищницу. Огромные спафарии,просто нечеловеческих размеров, рассматривали его как букашку с высоты своегороста. На их плечах кривые мечи размером в рост человека, и каждый из них могразрубить таким мечом толстое дерево.

Но и за этой дверью располагался длинный роскошный зал, а заним еще и еще, все длинные, с уходящими в бесконечность стрельчатыми сводами,пудовыми свечами вдоль стен и все теми же молчаливыми стражами. Он чувствовалих пронизывающие взгляды, даже незримые пальцы, что роются в его внутренностях,трогают печень, словно примериваются, куда вонзить острое железо.

Еще зал, где под стенами застыли как статуи слепыемассажисты, молчаливые евнухи. Здесь воздух горячий от множества свечей, почтивязкий от плотных ароматов.

Базилевс возлежал на роскошном ложе в глубокой задумчивости.Перед ним был огромный стол, где двумя горками лежали законы, поданные ему наутверждение.

Спархий низко поклонился еще от двери, встал на колени.Базилевс наконец изволил его заметить, и спархий торопливо вскочил, подбежалбыстрой семенящей походкой, так надо, ибо шаги должны быть короче, чем укоротконогого базилевса.

— Всемилостивейший, Божественный…

Базилевс слушал с ленивой усмешкой, наконец небрежнымдвижением оборвал перечисление своих достоинств:

— Ладно, ладно. Я сам знаю, как я велик и богоподобен.И даже многолик, так как правим величайшей из империй вместе с братом. Ночто-то я недопонял… или мне показалось? Прошлый раз ты ворвался в мои покои,подняв на ноги весь дворец, переполошив стражей, а сейчас добивался встречи науровне простого просителя из народа? Или мне доложили неверно?

Спархий низко поклонился:

— Прости, Ваша Богоподобная Мощь. На Востоке гонцов снедобрыми вестями казнят, а в нашем просвещенном и цивилизованном мире хотя ине поступают так по-варварски… но все же я не решился навлечь еще идополнительный гнев.

Базилевс чувствовал, как тяжелая глыба легла на сердце.

— Говори!

— Ваша Мощь, — сказал спархий, он поклонился ещениже. — Произошло то, чего мы никак не ожидали. Этот дикарь… это животное,именуемое ханом Отроком, ничему не научилось в более цивилизованных странах.Что значит — те богатые, но дикие страны еще не подпали под благословеннуюдлань нашего бога!

— Говори, — потребовал базилевс. Он услышал скрип,по перекошенному страхом лицу спархия понял, что это он сам скрипнул зубами.Наверное, лицо его было страшным, спархий упал на колени и склонил голову.Медленно выпустив воздух сквозь стиснутые зубы, бизилевс сказал сдавленнымголосом: — Говори. И ничего не утаивай.

Спархий робко поднял голову. В глазах все еще плавал страх,а губы дрожали.

— Ваша Мощь… Хан Отрок поступил неразумно и дико!.. Онотказался возглавить коалицию, отказался стать верховным ханом над всемиплеменами. Он сказал, что вернулся на родную землю не за властью ибогатством, — что и верно, эти степняки не представляют, какимибогатствами он владел! — а чтобы жить в родных степях и умереть в родныхпросторах.

— Дальше, — потребовал базилевс.

— Одиннадцать ханов выступили в поход без Отрока. Ихшаманы обещали победу, хотя между собой говорили, что одиннадцать — плохоечисло, для победы над Русью сегодня надо силы двенадцати ханов, а завтрапотребуется уже двадцати четырех… Но отважные ханы повели несметные степныеорды отважно и гордо, пренебрегая предсказаниями богов…

— Правильно сделали, — одобрил базилевсневольно. — Ибо нет на свете бога, кроме нашего. Все остальные —демоны. Ими пренебрегать не только можно, но потребно. И что же дальше?

Спархий поник, стал меньше ростом, плечи опустились, словноистаяли.

— Они были близки к победе. Даже без Отрока. К тому жене обошлось без нечестивой магии… гм… но даже нечестивую, как известно, нашмилостивый Всевладыка допускает, если это способствует его стратегическомузамыслу… Однако в Киеве откуда-то появились неведомые герои!.. Нет, не русы, неславяне, не русичи. Почему-то с ходу встали под знамя киевского кагана.

Он перевел дух, пытался заговорить снова, запнулся.

Базилевс раздраженно потребовал:

— Ты это говорил в прошлый раз. Дальше! Что былодальше?

— А дальше…

— Ну? Им не удалось взять Киев?

— Не удалось, — подтвердил спархий тяжело.Сглотнул, опустил голову, снова сказал совсем уже тишайшим голосом: —Чуть-чуть не удалось. Их герои побиты, боги посрамлены, а сами степнякиразгромлены. Остатки бежали в степь без оглядки. Четверо из ханов погибли,остальные семь в полоне у северного конунга.

Последние слова произнес шепотом, но они все равнопрозвучали, как грохот падающих стен.

Когда базилевс снова поднял голову, лицо было бледно, глазазапали, под ними висели тяжелые, в три яруса, серые мешки. Спархий выпрямился,перед ним снова был государственный муж, отступать не привыкший и не умеющий.

— Так, — сказал базилевс, — что мы имеем…Теперь в Степи остался только один могучий лидер — хан Отрок. Вся властьпринадлежит ему… Ну конечно, в каждом племени есть свои претенденты, но Отрокявил себя и мудрецом, отказавшись идти на Русь. Его авторитет неоспорим! Теперьже, когда все окрестности Киевщины залиты кровью их сынов, когда вороны клюютглаза их богатырей, а волки терзают еще теплую плоть… хан Отрок просто обязанбудет повести новую рать! Теперь это сделать легче, ибо эти сыны степейподвержены примитивной мести, так не свойственной народам цивилизованным. Да иодолеть Киев легче!.. Я не поверю, что сражение с объединенной ордойодиннадцати ханов прошло для Киева бесследно. Там тоже наверняка остались лишьгорстка воинов да полуразрушенные стены. А мы, кстати, сегодня же пошлем хануОтроку богатые подарки, несколько караванов с оружием, предложим в помощьгенуэзскую пехоту, что уже второй месяц у нас на прокорме и жалованье…