На самом деле Михаила Матвеевича Микешко знала в лицо вся страна. Но не всякий умеет сопоставлять увиденное на фотографии или экране – с живым. Валентин умел, и неплохо.

…Так вот, покуда охрана будет пререкаться с настырным биологом (тихо-тихо и вежливо, нам ведь не нужны инциденты), Михаил Матвеевич волею судеб повернётся, и Валентин посмотрит ему в глаза. И одновременно чуть пошевелит пальцем, отправляя по назначению пулю. Очень маленькую пулю, практически летающую иголку. Такую маленькую и незаметную, что в первые критические секунды никто ничего не поймёт. Стало вдруг человеку плохо, и всё…

И всё.

Это вам не противотанковая граната за батареей в подъезде. И не шумный расстрел «Мерседеса» из десятка стволов. Это – класс надо иметь…

Приёмничек в ухе негромко, размеренно пикал. Пиканье было довольно противного тембра, специально подобранного так, чтобы не навевало дремоты. Валентин осторожно пошевелился. У него слегка затекли ноги и чесался живот. Тут задремлешь, пожалуй!

Он висел между перекрытиями, вознесённый аж за потолок гигантского зала, и был невидим извне, хотя сам видел всё. Сквозь маленькие отверстия материала, призванного поглощать звук.

У стойки архангелогородского рейса начали регистрировать пассажиров. Их было немного: народ, когда-то штурмовавший авиакассы, в наше просвещённое время сидит дома или, если уж вусмерть приспичит, путешествует поездом. Валентин нашёл взглядом «биолога». Тот невозмутимо стоял за колонной и читал «Книжное обозрение». Мимо колонны как раз проходил рослый, красивый милиционер, в котором можно было без труда узнать Лоскуткова. Остальные эгидовские силовики бродили поодаль, распределившись по залу. Валентин посмотрел на часы. Послушал пиканье в ухе, по-прежнему не менявшее тон. Наверное, Микешко подгадывал к окончанию регистрации. По принципу «бережёного Бог бережёт»…

Между прочим, неделю назад на Невском проспекте к Валентину пристала религиозно озабоченная тётка. Этакая идейная нестяжательница, сознательно отринувшая Маммону. И тащилась за ним от Литейного до Садовой, уговаривая непременно явиться на собрание таких же свихнутых и тем спасти свою душу. При этом тётка искусно вплела в свою проповедь несколько заранее оговоренных фраз, и возле подземного перехода Валентин с раздражённо-скучающим видом – только отстань! – взял у неё комплект брошюр и листовку с изображением царства Божия. Выглядело царство как нельзя более заманчиво. Люди дружно и весело строили бревенчатые дома, на полях царило аграрное изобилие а-ля «Кубанские казаки», кошки и мышки пили молоко из одного блюдечка, а маленькие дети возились с тигрятами, и полосатая мамаша благосклонно взирала на них…

Идейная нищенка осталась спасать не успевших увернуться прохожих, а Валентин поехал домой – разбираться, кого там родная контора подписала в это самое царство. Хотя что касается Микешки, то рая ему…

Недавно по ящику показали телеспектакль, в котором известный артист, обычно выступавший в амплуа героя-любовника, немало шокировал своих почитателей, сыграв киллера. В финале его настигала милицейская пуля – под дружные всхлипывания в зале. «А как вы к ним по жизни относитесь?..» – спросил после спектакля молодой репортёр. «Как к… мату, – усмехнулся артист. Видимо, он предусмотрел подобный вопрос и заранее обдумал ответ. – Я за то, чтобы мата было поменьше и на улицах, и в книгах, и, конечно, на сцене. Но, сами понимаете, бывают же ситуации, когда только крепкое выражение и помогает выпустить пар… чтобы котёл не взорвался. Вот и заказные убийства… Не должны люди таким образом решать проблемы, уж что говорить. Но, к примеру, перед нами человек, идущий к деньгам и власти по головам, по жизням, по судьбам… Да ещё и устроился так, чтобы правосудию не подобраться… И вот если на его пути однажды встретится киллер…»

– У стойки такой-то заканчивается регистрация пассажиров, следующих рейсом Петербург-Архангельск, – донеслось снизу, и Валентин снова пошевелился в своём гнезде. На сей раз – беспокойно. Микешко не появлялся. То есть не просто отсутствовал – вообще до сих пор из Питера не выезжал. Валентин опять нашёл глазами «биолога». Тот сложил газету и озадаченно почёсывал в ухе. Эгидовская группа захвата всё так же разгуливала по залу. В целом обстановочка напоминала анекдот о двух наёмных убийцах, ждущих в парадном «клиента». Тот, известный своей пунктуальностью, почему-то сильно задерживается. «Вася, я уже беспокоюсь, – часа через три нервного ожидания говорит один киллер другому. – Может, с ним что-нибудь нехорошее произошло?..»

Зуммер в ухе у Валентина наконец поменял тон, и лежавший в засаде чуть вздрогнул, а рука потянулась к винтовке. Он, конечно, сразу понял свою ошибку, и напряжение отпустило. Данный конкретный сигнал означал отбой. Не «спасайся, кто может», а просто сворачивание операции. Валентин вздохнул и начал медленно, осторожно выползать из своей ухоронки ногами вперёд. Ползти было тяжеловато. Валентин твердо напомнил себе, что это подводят мышцы, затёкшие от длительного лежания. А вовсе не лишний вес, чёрт бы его побрал.

К тому времени, когда ноги коснулись ступенек железной технологической лесенки, он бесповоротно решил, что сегодня вечером не даст воли приступу чревоугодия и не станет опустошать холодильник. Дело не состоялось – так какой отходняк?..

Он знал, что всё равно не выдержит и объестся, и это не прибавляло ему хорошего настроения.

Ещё Валентин думал о том, что, может быть, сделал глупость, отклонив «левый» заказ на Валерьяна Ильича Галактионова. Нет, с зарабатыванием денег на стороне эгидовский специалист завязывать не собирался. И не то чтобы он, руководствуясь человеколюбивыми соображениями, принял решение «помиловать» жертву. Отнюдь, отнюдь. На нынешнем начальнике юридического управления пробу поставить было не легче, чем на его предшественнице, незабвенной Вишняковой. Просто со времени её «естественного» успения случилось ещё несколько громких убийств, спецслужбы не на шутку держали ухо востро, и после покушения Валентину пришлось бы уносить ноги от своих же коллег. Возможно, даже от Лоскуткова с ребятами…

Вот уж что ему совершенно не улыбалось. Даже за весьма солидные деньги.

Между тем Михаил Матвеевич Микешко своего намерения лететь в Архангельск не изменял. И весьма даже заблаговременно покинул особняк в Осиновой Роще, чтобы не опоздать к самолёту. День будний, в городе сплошные пробки, а объездную дорогу пока не построили. Так что даже «Мерседес Брабус», способный выдавать двести тридцать километров в час, иной раз вынужден ползти как улитка.

С севера на юг через Питер можно проехать разными способами, но Микешкин водитель предпочитал самый примитивный маршрут: через бывший Кировский мост, потом по Фонтанке – и на Московский проспект. Асфальт на Фонтанке отвратный, но в «Брабусе» этого практически не замечаешь. Да и охрана в джипе сопровождения не сахарная, не растрясётся. Зато в пробку, такую, чтобы полчаса ни взад ни вперёд, здесь практически не попадёшь.

Поездка выглядела совершенно обычной. О том, что в Петербург (и вообще в Россию) Микешко возвращаться не собирался, знал очень ограниченный круг людей.