— Всем известно, что в Париже она жила с любовником, каким-то французским художником. А юная мисс Уортингтон сегодня выставила напоказ чересчур много своей кожи. И об этом уже сплетничают. Ей, пожалуй, придется выйти замуж за какого-нибудь нахального американца. Жаль. Сама королева даровала ее отцу рыцарское звание, он стал кавалером ордена Бани за выдающиеся достижения в морском деле. А теперь еще взял на себя опеку над осиротевшей дочерью дальнего родственника. Он хороший человек, но его дочь становится пятном на его безупречной репутации.

Это чистая правда, но мне все равно не нравится, что Саймон говорит в таком тоне о моей подруге. Такого Саймона я еще не знала.

— Фелисити просто очень горячая, живая, — возражаю я.

— Я вас рассердил, — замечает Саймон.

— Нет, ничего подобного, — лгу я, хотя и сама не понимаю, почему решила скрыть свой гнев.

— Да, рассердил. Это было не по-джентльменски. Если бы вы были мужчиной, я бы предложил вам пистолет, чтобы защитить ее честь, — говорит он со своей чертовски привлекательной улыбкой.

— Если бы я была мужчиной, я бы его приняла, — говорю я. — Но, скорее всего, я бы промахнулась.

Саймон смеется:

— Мисс Дойл, Лондон стал куда как более интересным местом с вашим появлением.

Танец заканчивается, Саймон провожает меня на место, обещая пригласить снова, когда позволит моя танцевальная карточка. Энн и Фелисити устремляются ко мне, требуя, чтобы я составила им компанию и пошла в другую комнату выпить лимонада. В сопровождении миссис Боулс мы шагаем через бальный зал, держась за руки и тихо, торопливо обмениваясь сплетнями.

— …а потом она сказала, что я слишком молода для такого декольте, и что она не позволила бы мне появиться на публике, если бы знала, что я намерена вот так ее опозорить, и что голубое шелковое платье погублено… — бормочет Фелисити.

— Но на меня-то она не злится, нет? — спрашивает Энн, и ее лицо искажается тревогой. — Ты ведь ей сказала, что я пыталась тебя остановить?

— Тебе не из-за чего беспокоиться. Твоей репутации ничто не грозит. Кроме того, отец выступил в мою защиту, и мамаша сдалась. Она никогда не противоречит ему…

Из бального зала мы попадаем в комнату, где накрыты столы с напитками и легкими закусками. Мы пьем лимонад, он приятно прохладный. Несмотря на зимний холод, мы разгорячились от танцев и волнения. Энн тревожно оглядывается. Когда вновь звучит музыка, она хватается за свою карточку.

— Это что, кадриль?

— Нет, — говорю я. — Звучит как еще один вальс.

— Ох, благодарение небесам… Том пригласил меня на кадриль. Мне не хотелось бы пропустить начало танца.

Фелисити настораживается.

— Том?

Энн сияет.

— Да. Он сказал, что ему хотелось бы узнать поподробнее о моем дяде и о том, как я превратилась в важную леди. Ох, Джемма… как ты думаешь, я ему нравлюсь?

Что мы натворили? Что будет, когда наш обман раскроется? Меня охватывает неловкость.

— А он тебе действительно нравится?

— Очень. Очень. Он такой… респектабельный.

Я чуть не захлебываюсь лимонадом.

— А как твои дела с мистером Миддлтоном? — спрашивает Фелисити.

— Он отлично танцует, — отвечаю я.

Конечно, я просто дразню подруг. Фелисити шутливо хлопает меня своей карточкой.

— И это все, что ты можешь сказать? Что он отлично танцует?

— Рассказывай! — требует Энн.

Миссис Боулс подбирается ближе к нам. Она надеется подслушать наш разговор, узнать что-нибудь скандальное.

— Ох, боже, я порвала платье! — восклицаю я.

Энн наклоняется, рассматривая мою юбку.

— Где? Я ничего не вижу.

Но Фелисити понимает меня.

— Ой, действительно! Нам нужно поскорее бежать в гардеробную. Кто-нибудь из горничных это починит. Вы не возражаете, миссис Боулс?

И прежде чем наша дуэнья успевает сказать хоть слово, Фелисити увлекает нас прочь, и мы несемся вверх по лестнице и прячемся в маленькой музыкальной комнате.

— Ну?

— Он просто прелесть, — говорю я. — Мне кажется, я с ним всю жизнь знакома.

— А мной он что-то совсем не интересуется, — бросает Фелисити.

Догадывается ли она, что говорил о ней Саймон? Я краснею при мысли, что могла бы гораздо больше сказать в ее защиту, но не сделала этого…

— Почему ты так говоришь?

— Предполагалось, что он за мной ухаживает. Но я отказала ему в прошлом году, и он мне этого не простил.

Я чувствую себя так, словно меня с размаху ударили в живот.

— Ты вроде бы говорила, что Саймон тебя не интересует?

— Да, так и есть. У меня к нему никаких чувств нет. Но ты не спрашивала, есть ли у него чувства ко мне.

Хорошее настроение улетучивается, рассыпается, как конфетти по полу бального зала. Неужели Саймон изображает внимание ко мне только для того, чтобы досадить Фелисити? Или я ему действительно нравлюсь?

— Думаю, мы должны вернуться в зал, — говорю я и несусь вниз, на первый этаж, куда быстрее, чем необходимо и прилично; но мне хочется убежать как можно дальше от Фелисити.

Я не готова слиться с веселящейся толпой. Мне нужно немножко времени, чтобы взять себя в руки. В дальнем конце зала двойная французская дверь выводит на небольшой балкон. Я выскальзываю наружу, смотрю на раскинувшийся внизу Гайд-парк. На фоне голых деревьев я как наяву вижу Фелисити, весьма соблазнительную с большим декольте, и себя — высокую, неловкую девушку, которую преследуют видения. Фелисити и Саймон. Они могли бы прожить вместе простую, спокойную жизнь. Они могли бы красоваться на балах в модных нарядах, путешествовать… Но будут ли понятны Фелисити остроумные шутки Саймона? Да и станет ли он шутить с ней так? Возможно, Фелисити превратила бы его жизнь в сплошной кошмар. Возможно.

Холодный воздух помогает прийти в себя. С каждым глубоким вдохом в голове у меня проясняется и проясняется. Вскоре я настолько опомнилась, что мне стало холодно. Внизу я вижу кучеров и лакеев, собравшихся у стола с накрытым для них кофе. Они обхватывают кружки с горячим напитком обеими ладонями и шагают взад-вперед по снегу, пытаясь согреться. Должно быть, балы — настоящее несчастье для них. Мне кажется, что я вижу Картика. Но тут же вспоминаю, что он ушел от нас.

Вечер течет дальше, продолжаются танцы и перешептывания, улыбки и обещания. Рекой льется шампанское, люди беспечно смеются, отложив на время все заботы. Вскоре дуэньи забывают о своих подопечных, предпочитая сами потанцевать или сыграть в вист или еще во что-нибудь в комнате внизу. Когда в зал наконец возвращается Саймон, оторвавшись от карточного стола, я вся на нервах.