не верит, всё ищет, где она прячет волшебную палочку. Настроение испортилось, и Ира уж было хотела вернуться обратно, когда, к её изумлению, была окликнута солдатом эйуна, спешащим через улицу.

— Чужеземка Ириан? — уточнил он, хотя было очевидно, что вопрос задан из вежливости: она единственная людская женщина в городе, не прятавшая лица.

— Да. Я есть. Светлого дня.

— Я посланец Длани Лайоли, виконта Фальятоэна. Послан сообщить, что он хотел видеть вас.

Ира удивилась. Зачем она понадобилась певцу? Близко с эйуна ей общаться ещё не доводилось, потому ответила:

— Я есть время. Когда я надо идти?

— Прямо сейчас можете?

Она кивнула, и солдат пригласил её следовать за собой.

Виконта, других музыкантов и некоторое количество солдат поселили в отдельном двухэтажном доме недалеко от рынка. Цыкнув на стаю домашней птицы, которая облюбовала себе солнечное местечко у крыльца, и разогнав кричащих птенцов, сопровождающий впустил её внутрь.

В доме было темно. Все шторы прикрыты, очаг не горел. Они поднялись на второй этаж, сопровождаемые молчаливыми взглядами встречных военных. Солдат постучал в дверь и отскочил в сторону, когда она резко открылась и из неё широким шагом вышел капитан Накарт.

— Ирина?! Что вы тут делаете? — воскликнул он, чуть не налетев на неё.

— Эйуна звать я. Светлого дня.

— И вам светлого дня. Что ж… идите, раз так.

— Как он есть болеть. Плохо быть?

— Крайне. Я не знаю, зачем вы ему понадобились, но, пожалуйста, воздержитесь от долгих бесед. Его голос и дыхание не способны в данный момент выполнять полноценно свою работу.

— Понять.

Врач посторонился с дороги, оглянувшись на дверь с досадой.

Сопровождающий сообщил об Ирином прибытии и пропустил внутрь, оставшись снаружи и прикрыв дверь.

Она встала у порога, не сразу разглядев против света, льющегося из открытого окна, фигуру на кровати. Певец выглядел неважно. Он сидел, откинувшись на подушки, руки вытянуты вдоль тела, подчёркивая его глубокую неподвижность. Если бы не медленно приподнимающаяся грудная клетка, она бы подумала, что эйна вообще не дышит.

— Здравствуйте, — сказала Ира.

Виконт медленно повернул голову и слабо кивнул. Она подошла к кровати и позволила себе присесть на край.

— Вы плохо быть? Я мочь идти другой день. Вы не быть здоров, — сказала она неуверенно. Сейчас, увидев состояние певца, она была не рада собственной поспешности. Ему надо поправиться, прежде чем принимать гостей.

— Вы правда чужая, — сказал он тихо, почти шёпотом. — Ни одна амелутка не позволит себе такой вольности. Нет! Сидите. Я не к тому, что вы нарушили этикет. Просто непривычно.

— Вы быть правда думать вы хотеть говорить тут? Вы плохо смотреться.

— Знаю, — он сглотнул, словно проглотил смешок. В сочетании со страдальческим выражением лица это производило тягостное впечатление.

— Вы хотеть видеть я? Что вы хотеть?

— Если честно, сам не знаю. Я плохо помню, что случилось, когда сила Лайоли вырвалась на свободу, но мне сказали, что вам удалось остановить её, прежде чем произошло непоправимое. Хотел сказать спасибо до того, как меня увезут из этого проклятого города. Спасибо, что остановили тот кошмар…

— Не надо говорить. Я хотеть оно остановиться. Я не знать, как я делать это. Слушать музыка… Оно хотеть новый песня, и я петь, надо оно стоять.

— Мне совершенно не важно, как именно вы этого добились. Важно, что это было сделано. Знаете, я всегда гордился своим голосом. А когда получил благословение Лайоли, совсем возомнил себя лучшим певцом Рахидэтели. Вместо того чтобы учиться и всё делать постепенно, стал разбрасывать дар направо и налево. И вот чем это кончилось. Мало того, что получил заслуженное наказание за свою гордыню, так ещё чуть было не пострадали невинные. Подвёл своего тану… И вот теперь никогда не смогу петь. Я жалею только об одном, что всё остановилось не парой мгновений позже. Тогда бы моё сердце уже никогда не забилось снова. Как мне теперь жить… без пения? — он поднял на неё глаза, словно искал ответа.

Ира поёжилась. Перед ней было существо, которое неумолимо скатывалось в депрессию. Потерять самое дорогое. Кому как не ей, лишившейся семьи в одно мгновенье, дано это понять? Вот только вряд ли она чем-то сможет помочь. Она находила успокоение в действии, в стремлении вперёд, стараясь приблизить момент отправки домой. Но как помочь тому, кто лишён инструмента? Как помочь певцу, у которого пострадал голос?

— Что Доваль есть говорить? Он мочь лечить вы голос?

— Нет. Вернее… он восстановит ткани, но моё сердце больше не выдержит применения силы Лайоли. А стоит мне запеть, и я в любой момент могу сорваться. Привычка. Если хочу жить — петь нельзя. Вопрос лишь в том: а хочу ли? Нужна ли мне такая жизнь? Я позвал вас, чтобы поблагодарить, но… сам не знаю. Наслушался слухов, особенно про то, какой приговор в итоге был вынесен тому недостойному. Знаю, что мы в чём-то похожи — вы потеряли семью. Завидую. У вас остались ноги, чтобы идти, руки, чтобы бороться. Я не знаю, что именно хочу услышать. Мне просто кажется, что если вы нашли подходящую молитву для богини, то может, и для меня у вас найдутся правильные слова…

Уже второй. Сначала король, теперь виконт. Интересно, чем вызвано такое отношение? Любопытство: а как бы решили это на чужой земле? Или хотят посмотреть, что сделает обезьянка, если положить ей в клетку кубики и подвесить банан? Среди людей, имеющих титулы и звания, она чувствовала себя неуютно: будто постоянно подвергалась проверке на вшивость. Однако состояние одарённого и болезненный взгляд заставили её поверить в то, что перед ней существо, которое искренне ищет выхода и просто не знает, куда приткнуться. Перебирает все средства, в надежде, что что-нибудь да поможет. Но вот что ему ответить? Она не врач, и тем более, не психолог. Откуда ей знать, что принято говорить в подобных случаях? Что бы сделала? Попробовала сказать наугад:

— Вы мочь просить знать Карраж?

— В Собор принимают только амелуту. Среди нас, эйуна, одарённых очень мало, и мы вынуждены сами по крупице осваивать свои способности.

Да, серьёзное препятствие. На государственном уровне. Но что ещё ему посоветовать? Она с внутренним холодом вспоминала случившееся в ратуше. Ей хватило одного этого случая, чтобы на всю жизнь научиться обходить колдующих волшебников за километр. Состояние виконта только подтверждало эту решимость. Видя, что он с нетерпением ждёт ответа, она тянула время, чтобы найти, что именно ему сказать правильного:

— Что песня быть вы петь? Тогда. Ратуша. Вы сам она думать?

— Что вы! Я плох в