на меня. – Но есть причина, по которой она о тебе не знает и не узнает, пока я не стану достаточно силен, чтобы сразиться с ней. Вот почему она никогда не сможет заполучить тебя в свои лапы. Она не сможет заставить тебя прикоснуться к кому-то, как делала это со мной, но все равно сможет использовать твое тело, чтобы наказать меня. Понимаешь, о чем я говорю?

– Она может содрать с меня кожу и оставить одни кости, – сказала я, кивнув головой.

– Она может позволить своим самцам изнасиловать тебя, чтобы наказать меня за то, что я хранил тебя в тайне все эти годы. Я знал, что у меня есть половина, и всегда скрывал это от нее. Я защищал тебя, и за это она будет так ненавидеть, как ты себе даже представить не можешь.

– Даже если я окажусь ее дочерью? – спросила я, глядя на Фэллон.

Мы обменялись с ней встревоженными взглядами, и связь загудела, вибрируя между нами. Одна из нас точно была ее дочерью, но кто?

– Маб размножается только для собственной выгоды. Это не имеет абсолютно никакого отношения к какой бы то ни было любви, которую она могла бы питать к своему ребенку, – сказал он, отстраняясь, чтобы перевести взгляд с меня на Фэллон. – Кто бы из вас ни был ее дочерью, вы так или иначе будете служить ее целям.

32

– Если у всякой магии есть цена, каким образом ее платят ведьмы? – спросила я, отказываясь поднимать руки, чтобы поиграть с зимней бурей, созданной Калдрисом и кружащей у него на ладонях.

Он вздохнул, склонив голову набок, и щелкнул пальцами. Буря растворилась в воздухе, и я поняла, насколько потеряла чувствительность к виду таких демонстраций. То, что казалось мне невозможным всего несколько недель назад, теперь стало обыденным и почти не впечатляло по сравнению с той великой магией, которую, как я видела, он иногда творил.

– Они используют природу вокруг себя, особенно стихию или физическое тело того самого существа, из которого черпают силу. В случае с Имельдой днем ее сила очень ограниченна, потому что извлечь магию из чего-то, что ты не видишь, гораздо труднее. Но ночью она довольно легко получает магию.

– Но какова плата за это? – снова спросила я.

Она привязала нас с Фэллон друг к другу клятвой крови, и эта магия стоила очень дорого. Мы поклялись соблюдать ее, иначе нам придется столкнуться с последствиями предательства.

– Вся магия конечна. Если бы Лунные Ведьмы просто брали, брали и брали магию у Луны, не отдавая ничего взамен, сила внутри нее в конце концов бы ослабла. Если они ничего не будут давать взамен – платить цену, то та самая магия, на которую они полагаются, в конце концов истощится, а они этого не хотят, – объяснил он, шагая рядом со мной.

Я следила за ним краем глаза, и что-то в его расслабленной позе и легкой ухмылке заставило волоски у меня на руках подняться дыбом.

– И что же они отдают? – спросила я.

Я не видела, чтобы Имельда что-то отдавала в те редкие моменты, когда бормотала заклинание. Она делала это нечасто, используя свою магию экономно и только тогда, когда это было необходимо. Она спокойно отправилась в путешествие с Дикой Охотой, а это значит, что большинство ее потребностей были удовлетворены, даже если ей и хотелось пронзить сердце Охотника кинжалом каждый раз, когда он не так смотрел на нее.

– Зависит от заклинания. Насколько я понимаю, магия ведьм больше похожа на сделки по обмену. Жизнь за жизнь, око за око. И кому-то придется за это платить. При идеальном раскладе ведьма может заставить своего врага заплатить за магию. Поэтому Имельда редко использует ее – только для собственной защиты. Затем в конце жизни ведьмы ее душа возвращается в тот самый источник силы, из которого она вышла. И это дает силу следующему поколению ведьм, – объяснял он, медленно кружась у меня за спиной. Я не повернулась, позволив ему завершить свое вращение и появиться рядом с мной с другого бока.

– Когда она показала метку на моей руке, чем ей пришлось пожертвовать? – спросила я.

– Ей – ничем. За это заплатила ты, – сказал Калдрис, взглянув на ожог у меня на руке.

Я вспомнила жгучую боль и то, как мне хотелось заплакать, когда я видела свою шипящую плоть. Я кивнула и провела пальцами по метке.

У фейри цена была другой: истощение и риск чрезмерного использования магии в ткани вселенной. Мне даже думать не хотелось о том, что произойдет, если я извлеку слишком много энергии до того, как буду готова.

Сожжет ли она меня изнутри, обуглив душу, как магия Имельды обуглила плоть?

Я сглотнула и помотала головой, отгоняя эту мысль. Калдрис продолжал неторопливо ходить вокруг, останавливаясь передо мной и глядя в глаза.

– Готова начать?

Я кивнула и вытянула руки перед собой, сложила лодочкой и подняла к небу, затем глубоко вздохнула и встретилась с его пытливым взглядом.

– Хорошо, – буркнул он, медленно кивая.

Он переместился слишком быстро, дернув рукой так внезапно, что я едва успела отклониться от снежка, летевшего прямо мне в лицо. Снежок ударил меня в шею сбоку, снег скользнул вниз и застрял в вороте рубашки.

– Да ты что? Сбрендил? – задохнулась я, хватаясь за воротник туники и тряся им, пока из-под нее не выпал снег, прокатившись у меня по животу полосой ледяного огня.

– На медленные методы ты не реагируешь, так что будем переходить на новый уровень, – сказал он, сложив ладони в чашу и поднимая их к небу.

Буря, собравшаяся в его руке, нарастала, набирая обороты с каждым движением его пальцев, которые втягивали в нее все больше силы.

– Не смей, черт возьми, – сказала я, делая шаг назад, пока он формировал еще один снежный ком.

Его пальцы продолжали трудиться над комом, превращая его в ледяное ядро, и мои глаза расширились от ужаса.

– Кэлум…

Он швырнул ядро в меня, и теперь оно летело ко мне, вращаясь в воздухе по спирали. Я пригнулась, и мне удалось избежать удара. Почти сразу за первым полетело второе, и у меня не было времени даже подумать о том, чтобы зачерпнуть силу у него через Виникулум.

– Так и будешь всю жизнь уворачиваться и прятаться, когда Маб и ее союзники придут за нами? – спросил Калдрис, когда я метнулась в сторону, чтобы спрятаться за одним из деревьев, окружающих нашу маленькую полянку.

Я вжалась спиной в ствол и тяжело дышала. Так бояться нескольких ледяных шаров казалось нелепым, но в его намерениях сквозило и что-то другое. Он что-то задумал, и я чувствовала это через связь.

Калдрису надоело играть в игры, и, если я в самое ближайшее время не соображу, что