Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если бы он просто попросил меня, я бы и так вернулась, потому что видела по лицу, насколько серьезна ситуация. Но из-за того, что он принуждал меня подчиниться, я решила повредничать.
Я ему не собачка и не какой-нибудь двуногий питомец и не собираюсь вести себя так, подчиняясь его приказам.
По дороге в лагерь я закончила расплетать косы. Дикая Охота слонялась вокруг лагеря, ожидая, когда мы вернемся. Холт полулежал на земле у бревна, рядом с которым они развели костер. Его голова покоилась на бревне, а глаза едва приоткрылись, когда я остановилась перед ним.
Увидев меня, Имельда и Фэллон растерянно переглянулись.
– Где Калдрис? – спросила Имельда, вздернув нос, словно могла нюхать воздух.
– Он велел тебе передать, что здесь Октавиан, – сказала я, пнув Холта ногой в ботинке.
Глаза у того быстро распахнулись, и он поспешил вскочить на ноги, глядя в сторону леса.
Затем повернулся к Имельде, и ее испуганный взгляд на мгновение встретился с его. И в этот момент не имело значения, испытывают ли они друг к другу какие-либо чувства или нет.
– Отведи ее в свою палатку и оставайтесь там, – сказал он ей, осторожно хватая меня за предплечье.
Холт подтолкнул меня к Имельде так, что я чуть не налетела на нее. Она еще плотнее натянула капюшон мне на голову.
– Прикрой все эти метки, ведьма.
Фенрир поднялся со своего места у костра, и из пасти у него вырвался рык. Он пошел следом за Имельдой. Она вела меня к палатке, которую они делили с Фэллон, но слова Имельды остановили его.
– Лучшая защита, которую ты сейчас можешь обеспечить, – это держаться от нее подальше, – сказала она, выпрямляясь, когда волк оскалил зубы.
Имельда сглотнула, кивнув, и повела меня к палатке, где ночевали они с Фэллон. Фенрир уселся, повинуясь приказу Имельды, и остался у костра. Он нечасто требовал моего внимания, если не считать, что я иногда гладила его у костра ночью, но он всегда был рядом. Без него я вдруг почувствовала себя голой и выставленной на всеобщее обозрение.
Имельда, Фэллон и я нырнули в палатку, но она не закрыла полог, чтобы внутрь попадал лунный свет. Сорвав с меня капюшон, она откинула плащ, обнажив мне кожу. Повернув меня к свету луны, она позволила ему коснуться моей кожи.
– Silism na camhorren sin, – пробормотала она несколько слов на Древнем Наречии.
Она провела ладонью по каждому пятну, где у меня на коже красовалась метка, и я увидела, как выцветают на глазах завитки, окрашиваясь в цвет моей кожи и плавно сливаясь с ней.
– Постарайся не говорить в присутствии Октавиана. Магия потребует плату. Чтобы скрыть одну правду, надо выдать другую. Делай все возможное, чтобы находиться рядом с теми людьми, которым ты доверяешь, потому что ты почти не сможешь контролировать то, что тебе дано.
– А истину выбрать нельзя? – спросила я, глядя на нее с ужасом.
Мне не хотелось даже думать о последствиях моего разоблачения. Имельда грустно покачала головой, и я вздохнула.
– Кто такой Октавиан? – спросила я.
– Один из любимых детей Маб, – ответила она, с отвращением качая головой. – Его забрали из двора Осени несколько столетий назад. У Осеннего двора всегда были претензии к Зимнему двору, и одного этого стало достаточно, чтобы Калдрис и Октавиан стали врагами с самого начала. Но Октавиан оказался другим – не таким, как остальные. Ему нравится подчиняться Маб, он наслаждается силой и властью, которые чувствует, будучи верным королеве Воздуха и Тьмы. Она могла отправить его сюда только с одной целью – шпионить за Калдрисом, чтобы убедиться, что он выполняет возложенные на него обязанности, потому что знает, как сильно Октавиан ненавидит Калдриса за то, что именно его избрали для этих задач.
– И почему же избрали именно его? Если Октавиан такой верный слуга, почему бы не выбрать его? – спросила я, наблюдая, как она закрывает вход в палатку.
Имельда завязала тесемки тугим узлом, расправила спальники и потянула меня к себе, чтобы уложить между собой и Фэллон и спрятать от всего, что могло бы меня выдать.
– Каким бы верным ни был Октавиан, он всего лишь сидхе. Он не в состоянии нанести такой урон, какой наносит Калдрис. А в глазах Маб это всегда недостаток. Если бы Калдрис хотя бы смотрел на нее и угождал ей так, как она, по ее мнению, того заслуживает, он был бы ее самым любимым ребенком, потому что мог бы стать настоящим оружием против ее врагов. Собственно, он уже им стал, даже если его лояльность приходится требовать с боем, а не принимать в качестве добровольного дара, – объяснила Имельда, ложась на бок, чтобы устроиться поудобнее.
Втроем в палатке было тесно. Она закрыла глаза, будто собиралась заснуть, и я недоверчиво уставилась на нее в темноте.
– Ты и вправду собралась спать? А как же Калдрис там…
– Он прекрасно справится сам, – прошептала она, прикоснувшись одним пальцем к моим губам. – Но Октавиан не должен знать, что ты половинка Калдриса. Если Маб узнает, что у него есть пара, она прикажет Калдрису привести тебя к ней. Поэтому тебе пока лучше скрыться из виду, Эстрелла. Это означает, что, пока они не придумают способ, как избавиться от Октавиана, ты не сможешь ночевать с ним в одной палатке. А сейчас давайте спать. У меня такое чувство, что завтра нам всем понадобятся силы.
Я вздохнула, прижимаясь к Фэллон. На мгновение она положила руку мне на живот, и эта сестринская связь накрыла меня с головой.
Я закрыла глаза. Мне очень хотелось заснуть, но сон не шел.
33
На следующее утро нас разбудил крик.
– Подъем! – разнесся по лагерю чей-то незнакомый голос.
В нем было слишком много жизнерадостности, удовольствия и даже фальши во всех смыслах. Я резко села, веки у меня были тяжелыми и никак не хотели подниматься. А кожа под глазами, казалось, была содрана, будто большую часть ночи я терла ее кулаками.
Имельда коснулась рукой моего плеча, удерживая в неподвижности, пока сама поднималась на ноги. Она встала, аккуратно отодвинула свою обувь от спальника и повернулась, чтобы взглянуть на меня, прижав палец к губам.
Она чуть-чуть отвела в сторону полог палатки и выглянула в образовавшуюся щель. Фэллон и я тоже наклонились к пологу и прильнули к узкому просвету, чтобы посмотреть, что происходит за стенами палатки. Снаружи во всех направлениях двигались люди. Дикая Охота подталкивала полусонных меченых к месту, где прошлой ночью горел костер, который уже потушили,