Во-первых, откуда Вэнь Цзянь известно о ее существовании? Во-вторых, почему она расположена помогать Капели в чем бы то ни было? А ведь она делает именно это Если это не ловушка или не проверка, конечно.

Капель чувствует себя как ребенок под грузом сложностей.

Управляющий ведет курьера мимо деревьев-пагод. Ее служанка остается, чтобы быть наготове, если ее позовут. Капель сидит одна и смотрит через воду на остров, который Вэнь приказал насыпать посреди озера, выкопанного также по его приказу. Легкий ветерок шелестит листьями над головой, касается ее кожи и волос.

Совсем маленькой девочкой она любила янтарь, абрикосы и музыку. Коней – немного позже, но только смотреть на них. Они ее пугали. Ее глаза привлекали внимание, еще в раннем детстве. Когда она родилась, мать назвала ее Заирой. Нежным именем, оставленным в прошлом, много лет назад…

– Я хочу, чтобы меня развлекали, – заявила Вэнь Цзянь. – Брат, сочини для меня поэму.

Ее двоюродный брат, первый министр, улыбнулся. Он был таким же, каким запомнил его Тай по Девятому кварталу, и когда видел его издали в парке Длинного озера: крупный мужчина, красивый и сознающий это. Он был одет в синий шелк с вышитыми серебром драконами. На левой руке – кольцо с лазуритом.

В окна с открытыми ставнями залетал ветерок, шевеля узкие флажки снаружи. Вечер только начинался. Они находились в Ма-вае, где императоры веками снимали усталость в горячих источниках и где так же долго дворы различных императоров играли в свои знаменитые развратные игры. Совсем недалеко отсюда, с северной стороны, возвышались гробницы Девятой династии.

Поэты писали о таком соединении символов, хотя это было рискованно и следовало проявлять осторожность.

Тай в данный момент не чувствовал желания проявлять осторожность, что было неразумным, и он понимал это. Он был напряженным, как натянутая тетива лука. И Вэнь Чжоу, и брат Тая тоже были здесь.

Они не знали, что он в этой комнате.

Цзянь ради забавы (а возможно, и нет) устроила так, что Тай пришел раньше ее гостей и уселся на скамью из слоновой кости за одним из двух расписанных домашних экранов (летящие журавли, широкая река, вздымающиеся горы, крохотная фигурка рыбака в лодке).

Он не хотел этого делать. Чувствовал себя слишком пассивным, уступчивым. Но, с другой стороны, он не понимал, чего хочет здесь добиться. Он приехал. Это двор. Ему нужно принять решение, выбрать, на чьей он стороне, или отвергнуть выбор. Полезно также было бы остаться в живых, саркастически подумал он. Один из присутствующих здесь уже пытался его убить.

По крайней мере, один из них.

Пока что Тай согласился с тем, что хочет от него Возлюбленная спутница. Он может начать с этого, по крайней мере. Когда они прибыли, служанки Цзянь выкупали его, вымыли ему волосы (серьезно, пристойно, без намека на фривольность, о которой ходили слухи). Потом, в комнате с видом на озеро, они приготовили для него одежды из шелка ляо, более тонкого, чем ему доводилось носить за всю жизнь. В одном стихотворении говорилось, что, по сравнению с обычным шелком, он подобен сверкающему водопаду рядом с мутным ручьем, высохшим в летнюю жару.

Тай вспомнил этот образ, когда одевался. Его платье переливалось, сверкало всеми оттенками зеленого – цвета бамбуковой рощи в меняющемся свете. Его туфли, пояс и мягкая шляпа были черными, с бледно-желтыми драконами. Шляпную булавку украшал изумруд.

Две женщины проводили его – молча, руки в широких рукавах, глаза опущены, – по коридорам из мрамора и нефрита, потом – через внутренний двор, и снова по коридорам в палату, где Вэнь Цзянь, очевидно, собиралась принимать определенных гостей.

Тай не видел ее после их приезда. Она сказала ему в паланкине, что у нее есть план на сегодняшний вечер, но он понятия не имел, что это может быть за план и какова его собственная роль в нем.

Каждую ночь у Куала Нора, глядя, как заходят и поднимаются в небо звезды или луна, он в каждую секунду знал свою задачу Знал, зачем приехал туда. Здесь он был всего лишь одним из многих танцоров и вдобавок не умел танцевать этот танец.

Тай хотел бы, чтобы Цянь был с ним. Вэй Сун он на этот вечер отпустил, и она уехала с отчетом в свой каньлиньский монастырь, расположенный дальше по берегу. У него мелькнула мысль, что теперь, когда он уже приехал, ее обязанности, ее службу можно считать законченной. И почувствовал себя до странности беззащитным, когда она поклонилась и уехала.

Поэт находился где-то в Ма-вае. Он уже гостил здесь раньше. У них не было возможности поговорить до того, как их увели в разные стороны. Цянь почти наверняка дегустирует какое-нибудь знаменитое вино. Интересно, подумал Тай, вели ли себя женщины так же благопристойно с Изгнанным Бессмертным, как с ним?

Две его провожатые довели его до этого зала приемов, показали экраны (автором рисунков на них был Ван Шао) и низкую скамью за одним из них. Любезно предложили ему присесть. Тай мог отказаться, но не знал, что это ему даст. На данный момент самым разумным казалось посмотреть, что затеяла Цзянь. Во что она играет – если это игра.

Он обнаружил, что ему довольно хорошо все видно сквозь маленькие отверстия в экране. С разрисованной стороны он их не заметил. Тай был совершенно уверен, что эти смотровые отверстия и возможность видеть комнату, оставаясь невидимым самому, не случайны. Подняв взгляд, он с удивлением заметил, что потолок сделан из чеканного золота. На нем были выбиты цветы лотоса и журавли. Стены из сандалового дерева, полы из мрамора…

Цзянь улыбнулась его экрану, когда вошла вместе со своим управляющим – не с тем, с которым приехала сегодня утром. (Тот, утренний, вероятно, уже мертв.) Тай подумал, что на дороге, наедине с ним, она улыбалась не так.

Перед тем как выйти из паланкина, чтобы сесть на Динлала и проехать остаток пути верхом, он спросил у нее, поможет ли она ему при дворе.

«Я не знаю», ответила она.

Сейчас Цзянь мне не помогает, решил он. Возможно, он ошибался, но чувствовал, что это правда. А еще чувствовал себя трусом, сидя здесь. Ему хотелось открыто бросить вызов Вэнь Чжоу и брату. В его воображении промелькнула картинка, как он дерется с ними на мечах. Лю совсем не умел обращаться с мечом, но Чжоу, вероятно, не уступал Таю или даже превосходил его. Это была бесполезная мысль: проносить сюда оружие запрещалось. Его заставили отдать мечи сразу же, как только они приехали.

Сквозь экран Цзянь выглядела совсем другой: более спокойной, более безмятежной, полной той торжественности, которая не существовала (не могла существовать), когда она возлегала в надушенном паланкине и чистила личи, прижималась босой ножкой к его бедру.

Она тоже была одета в зеленое: шелк с императорскими фениксами, вышитыми тем же бледно-желтым, как и его драконы. Интересно, означает ли это что-нибудь? Прическа такая же, как раньше: зачесанные на одну сторону волосы. Стиль, которому все подражают. Это производило впечатление на мужчину, который смотрел на нее.