что, и ещ» поснимает, может быть, сделаем анализы.

— О’кей, только обязательно дай нам знать.

— Договорились.

— Большое спасибо.

Хейвз повесил трубку и направился обратно в дом, где работал Лэссер. Теперь ему хотелось больше, чем когда-либо, расспросить жильцов. Кто-то стер пыль со средней полки, и он ломал голову над тем, кто это сделал и почему.

К сожалению, он был полицейским, который выглядел как типичный полицейский. А это хуже всего, когда вам нужно расспрашивать людей, которые вообще из принципа не любят фараонов. Хейвз был ростом шесть футов два дюйма и весил сто девяносто фунтов. У него были голубые глаза, квадратная челюсть и подбородок — с расщелинкой. В копне рыжых волос только на левом виске, куда его однажды пырнули ножом, белела седая прядка. Когда рана заросла, на этом месте почему-то стали расти седые волосы. У него был прямой, непокореженный Нос и красивый рот с полной нижней губой. Но с лица его не сходило высокомерное выражение, даже когда он был в Хорошем настроении. А его настроение никак нельзя было назвать хорошим, когда он начал расспрашивать жильцов дома, и оно еще больше испортилось после того, как Хейвз обошел рва с половиной этажа и всюду напарывался на раздраженные Ответы и угрюмые взгляды.

Наступил полдень, и он проголодался, но ему хотелось покончите с третьим этажом прежде, чем пойти поесть. Тогда После обеда у него осталось бы три этажа. На каждом эта- № — по четыре квартиры, и он уже опросил жильцов квартир ВА и ЗБ, так что оставались квартиры ЗВ и ЗГ, и на после

— двенадцать квартир на этажах с четвертого по шестой — прекрасное времяпровождение на весь понедельник. Не успел он открыть входную дверь и войти в вестибюль, где устоялся запах прогорклого масла, как по всему зданию прошел шепоток и всем стало известно, что появился фараон, что, впрочем, было неудивительно, учитывая, что Джордж Лэссер был убит еще в пятницу на прошлой неделе. Никто не любит легавых, особенно в понедельник, да еще в январе, так что Коттон не надеялся на удйчу.

Он постучал в квартиру ЗВ. Никто не ответил, и он постучал снова. Подождав немного, Коттон направился было к квартире Jr, как вдруг услышал за дверью голос, который спрашивал: «Это ты, Джорджи?»

Это был молодой, но слабый голос, и Хейвз сначала предположил, что говорит больной человек, но тут ему пришли голову другие мысли, и он быстро вернулся к двери. Прежде всего ок подумал, почему, если всем в доме известно, что по Квартирам ходит мистер Закон, голос в квартире ЗВ спрашивает: «Это ты, Джорджи?» И потом, о каком Джорджи идет речь?

Единственный Джорджи, который пришел Хейвзу на ум в данный момент, был убитый по имени Джордж Лэссер.

Он снова постучал в дверь.

— Джорджи? — спросил голос, по-прежнему слабый, приглушенный.

Хейвз пытался вспомнить, где он уже слышал похожий голос.

— Да, — ответил он. — Это Джорджи.

— Минутку, — сказал гоуюс.

Хейвз ждал.

Послышались приближающиеся шаги. Человек за дверью ступал босыми ногами. Потом он услышал, как отодвигали болт особо прочного замка, снимали цепочку и, наконец, повернули защелку простого замка, и дверь слегка приоткрылась.

— Вы не… — произнес голос, но Хейвз уже просунул ногу в щель. Тот, кто стоял за дверью, попытался захлопнуть ее, но как раз в этот момент Хейвз просунул плечо, дверь распахнулась вовнутрь, и Хейвз влетел в квартиру.

Внутри было темно, шторы задернуты и пахло мочой, застарелым табачным дымом, потом и еще чем-то. На парне, стоявшем перед ним, была мятая полосатая пижама, лицо поросло щетиной, волосы висели длинными космами. Его босые ноги были грязны, на пальцах рук и на зубах виднелись желтые пятна. В раскрытую дверь позади него Хейвз увидел спальню и кровать со скомканной простыней. На кровати лежала девушка в замызганной нейлоновой комбинации, которая задралась и обнажила бедро с многочисленными следами уколов. Вид ее бедра неопровержимо говорил о том, что она наркоманка.

— Кто вы такой, черт побери? — спросил парень.

— Полиция, — ответил Хейвз.

— Это еще надо доказать.

— Не волнуйся, мальчик, — сказал Хейвз и достал бумажник из кармана. — Судя по тому, что я здесь вижу, тебя уже ждут неприятности.

— А может, это у вас будут неприятности. Какого лешего вы незаконно вломились в чужую квартиру, — сказал парень, глядя на полицейский жетон, который Хейвз держал у него перед глазами. Хейвз спрятал бумажник в карман и подошел к окну кухни. Он приподнял занавеску, открыл окно и бросил через плечо:

— Ты решил больше не дышать, что ли?

— Какого рожна тебе надо, фараон? — спросил парень.

— Твое имя?

— Боб Фонтана.

— А девушку как зовут?

— Спроси ее сам, — сказал Фонтана.

— Я спрошу, когда она придет в себя. А пока отвечай ты.

— Я забыл, — сказал Фонтана и пожал плечами.

— Сколько времени ты торчишь здесь взаперти?

— Не знаю. Сегодня какой день?

— Понедельник.

— Понедельник? Уже?

— Не возражаешь, если я впущу немного свежего воздуха?

— Вы кто — борец за чистоту воздуха?

Хейвз прошел в спальню и открыл оба окна. Девушка на кровати не шелохнулась. Обойдя кровать, он натянул ей комбинацию на бедра.

— В чем дело, легавый? — удивился Фонтана. — Тебе не нравится эта цыпочка?

— Сколько времени прошло с тех пор, как она отключилась? — спросил Хейвз.

— Почем я знаю. Я даже не помню, как ее зовут.

— Она жива? — спросил Хейвз.

— Надеюсь. Ведь она дышит, да?

Хейвз поднял руку девушки и пощупал пульс.

— Едва слышно, — сказал он. — Когда вы накололись?

— Не понимаю, что значит «накололись»? — проворчал Фонтана.

Хейвз взял закопченную столовую ложку со стула, стоявшего возле кровати.

— А это что, Фонтана?

— Вроде бы ложка. Может, кто-нибудь ел суп.

— Ну, ладно, говори, где он?

— Где что? Суп?

— Где наркотик. Фонтана?

— А, так вы за этим пришли?

— Ничего не осталось, а?

— Не знаю. Вы сами спрашиваете, сами же отвечаете.

— Ладно, — сказал Хейвз. — Давай начнем сначала. Сколько >емеи «ы торчишь в этой квартире?

— £! новогодней ночи.

— Праздновал? А девчонка?

— Кто моя сестра, отвяжись, — сказал Фонтана.

— Как ее зовут?

— Луиза.

— Луиза Фонтана?

— Ага.

— Где она живет?

— Удесь, конечно, а ты думал где?

— А ты?

— Здесь. — Фонтана перехватил взгляд Хейвза. — Грязные у тебя мысли, легавый. Я сплю на кушетке.

— Сколько ей лет?

— Двадцать два.

— А тебе?

— Двадцать шесть.

— Сколько времени ты под балдой?

— Я не знаю, что значит «под балдой». Можешь мне что- нибудь пришить — валяй. А нет, так выметайся отсюда.

— Почему? Ты кого-нибудь ждешь?

— Угу. Я жду президента Джонсона.