Дождь на минуту прекратился, и тут же с неба повалили крупные хлопья снега, первого в этом году. Снегопад был необычно сильным, и скоро все кругом стало белым-бело. Шорохи внезапно прекратились. Настала абсолютная тишина. Не слышно было даже воя ветра. В руках Стаса оказался пылающий факел.

– Поджигай, – шепнул сзади чей-то голос. Мальчик нерешительно приблизился к поленнице и ткнул в нее факелом.

«Как же, загорится, – пронеслось в голове, – ведь сыро…»

Но поленница вспыхнула, будто облитая бензином. Огонь тут же охватил гроб. Женщины упали на колени, раздалось заунывное пение, наподобие того, какое уже слышал Стас. Нечисть прощалась со своим повелителем. Древние слова, словно гвозди, впивались в мозг мальчика. Он молча смотрел на огонь.

Внезапно тело колдуна поднялось и село в гробу. Раздался страшный вой и крик, мальчику не было страшно, но все равно по его коже пробежал мороз. Пламя погребального костра бушевало со страшной яростью. Точно чья-то незримая рука раздувала гигантские мехи. В тишине, нарушаемой треском и воем пламени, раздался звук погребального колокола. Не было ничего печальнее этого заунывного надтреснутого звука. Колокол пробил тринадцать раз. Костер между тем стал потухать. И гроб, и само тело покоящегося в нем превратились в уголья. Они ярко тлели на почерневшем снегу, освещая смуглым светом голые тела ведьм, пергаментную кожу мертвецов, невероятные личины лесной и болотной нечисти.

Церемония закончилась. Каждая из женщин подходила к Стасу и, припадая на одно колено, целовала ему правую ногу. Он старался не смотреть на голые тела, но все равно не мог оторвать от них взгляда.

Скоро все было кончено. Костер потух, все исчезли, и только унылый вой ветра носился над пепелищем.

* * *

Спустя примерно час после окончания зловещей церемонии житель дома номер 13 по проспекту Химиков, некто Наливайко, чья квартира находилась на пятом этаже в одном из последних подъездов дома, был разбужен собственной собакой. Овчарка поскуливала и тыкалась носом в подушку. Наливайко хотел повернуться на другой бок и снова уснуть, но собака настаивала. Наливайко понял, что придется вести ее на улицу. Чертыхаясь и проклиная все на свете, и в частности ни в чем не повинное животное, он встал и глянул на часы. Было начало первого. Идти на улицу страшно не хотелось, и он посмотрел на собаку в надежде, что она передумала. Но животное вовсе не передумало, всем своим видом и поведением оно выказывало стремление к прогулке. Увидев, что хозяин встал, овчарка радостно завиляла хвостом и стала подпрыгивать на месте. Наливайко сумрачно натянул одежду и выглянул в окно. На дворе было белым-бело.

«Вот и снег выпал», – равнодушно констатировал владелец собаки. Однако настроение его слегка улучшилось. Разве не приятно пройтись по первому снегу, когда ботинки оставляют отпечатки на идеально белой поверхности. Всегда в такие минуты вспоминаешь детство, и душу охватывает легкая грусть.

«…Ах, где снега минувших лет?» – сказал поэт. Но это, конечно, лирика.

Наливайко оделся и вышел вместе с собакой из квартиры. Лифт не работал, и он спустился по лестнице во двор.

Было очень тихо. Ветер, который с вечера бушевал на улице, прекратился. С неба падали крупные пушистые хлопья. Отойдя на некоторое расстояние, Наливайко глянул на темную громаду дома. Светилось всего два-три окна. Дом спал. Ночь с субботы на воскресенье – лучшая ночь недели. Люди отдыхали, что называется, на всю катушку: ведь завтра не на работу. Конечно, и в обычную буднюю ночь все спят, но спят не так, как в выходной. И сны им снятся совсем не такие, как в воскресные дни.

Снится выполнение плана, двойка за контрольную по геометрии, унылый адюльтер в объятиях постылого любовника.

Снятся собрания, заседания, аварии и грязные железнодорожные вагоны.

Зато в выходные в сновидениях присутствуют Ален Делон и Клаудиа Кардинале, солнечные пляжи, полные длинноногих красавиц в бикини, и роскошные рестораны, где со сцены поет Пугачева, а за столиком сидит жгучий красавец-брюнет. Снятся горы шоколада и мороженого. Некоторые даже летают во сне. Словом, ночь с субботы на воскресенье – ночь соблазнов.

Наливайко меланхолично размышлял обо всем этом, смотрел, как пес радостно носился по свежей пороше. Так гуляли они где-то полчаса, и хозяин стал уже подумывать, не пора ли вернуться домой в теплую постель. И тут как-то незаметно, исподволь, на двор стал наползать туман. Только-только было ясно, и вдруг на тебе, густая белая пелена окутала сиротливо стоящие качели и грибки, стала подбираться к дому. Туман был довольно частым явлением в городе Светлом, вокруг которого много болот.

«Эх, туманы мои, растуманы…» – вспомнил поэтически настроенный собаковод и повернул к дому.

В этот момент поведение собаки резко изменилось. Она жалобно заскулила и стала жаться к ногам хозяина. «И этой не нравится», – подумал Наливайко и ускорил шаги.

Собака, не переставая, скулила.

– Замолчи! – прикрикнул он. Но она не замолчала. Наоборот, пес вдруг громко и протяжно завыл, и такой тоской веяло от этого воя, что по телу Наливайко прошел озноб. Он остановился и посмотрел в ту сторону, куда оборотила морду собака. Среди густого тумана он заметил движение. Ему показалось, что к дому движется какая-то процессия.

Наливайко стало не по себе. Он остановился, прислушался. В промежутках между воем собаки явственно слышались чьи-то шаги. Собака внезапно бросилась прочь и исчезла в темноте. Хозяин хотел позвать четвероногого друга и надавать ему пинков, но что-то его остановило. Он замер на месте и прислушался. Шорох шагов прекратился. Для беспокойства не было основания, но куда делась проклятая собака? Приглушенно ругаясь, он пошел по собачьим следам.

В это самое время дом номер 13 потряс странный грохот. На что это было похоже? Скорее всего на усиленный в сотни раз звон лопнувшей электрической лампочки. Дом содрогнулся. Это была легкая, но ощутимая дрожь. Зазвенела посуда в шкафах, затряслись люстры, затрещала мебель.

Чутко спящие проснулись. В первую минуту никто не мог понять, в чем же дело? «Землетрясение», – мелькнула у всех одна и та же мысль. Люди вскочили с кроватей, испуганно и недоуменно стали оглядываться по сторонам, бросились к постелям детей. Но толчки больше не повторились. Зато началось такое, о чем еще и годы спустя со страхом вспоминали жильцы.

Освещение в доме внезапно погасло, и наступила тьма. Это добавило паники. Кое-где загорелись свечи и карманные фонарики. При тусклом свете можно было различить совершенно невероятные картинки.

В первом подъезде на шестом этаже жила пожилая вдова Клава Дормидонтовна – известная сплетница. Сама же себя она называла совестью дома номер 13. Как и все, она проснулась от внезапного толчка. Тупо тараща глаза, она сидела на кровати и размышляла, что произошло? Подумав, что ей приснился нехороший сон, Клава решила снова лечь спать, но вдруг почувствовала небывалый холод в квартире. Она соскочила с постели и босиком пробежала на кухню, проверить, не осталась ли открытой форточка. Но форточка была закрыта. Однако в квартире становилось все холоднее. Клава пощупала батареи – те были горячие. Щелкнула выключателем, света не было.