который мешает, просто, жить.

С беспокойством смотрит на художника, как тот решает, как будет выглядеть душа жизни. Впервые так встревожен, впервые решил, по-настоящему, помочь. Боялся не за себя, а за него.

Пришедший знал, что нужно хотя бы век побыть художником, чтоб нарисовать то, что не получится сейчас.

–Какой нарисуешь жизнь, такой она и будет, – тихо начал он. – Одна ошибка – и возможна катастрофа. Видишь ли, ты рисуешь души не кистью, а мыслями! Как рождаются мысли в голове? Кто в ответе за их рождение?

–Надеюсь, не ты.

Художник был искренен в слове. Желал поранить правдой!

–Силы, которые тебя берегут! – ответил мальчик без обиды в голосе. – И было бы не честно для всего мира, если бы тобой правили лишь ангелы.

–Тебя я тоже нарисовал в своей голове?

–Только образ. Таким ты меня представляешь.

–Но я не знаю, что я мог представить таким образом! Кто ты?

–Не спеши узнавать. Запреты приближают завершение.

–Зачем пришёл?

–Хочу, чтоб не оставался один…

–Ты можешь её спасти?

–Да.

–Какова цена?

–Ты о чём? – ответил мальчик, сделав вид, что не понял вопроса.

–Если нужно отдать дар, то ради её жизни я отдам, – уверенно заявил художник.

–Если бы было всё так просто, я бы сам поднёс к её сердцу нож и поставил тебе ультиматум.

–Что требуется от меня?

–Кисть.

Этого ответа не хотел, но, что поделать.

Арлстау часто спрашивали: «Почему ты решил стать художником?». «Ну как почему?!», – отвечал он. – «Потому что ничего, кроме этого, я не умею.». И сейчас в который раз размышлял над протёртой разумом мыслью: «Если отдам дар, то, что я буду делать? В чём будет смысл моей жизни?!». «Да ни в чём!», – ответил он себе, но ради неё способен на многое.

«Нужен ли я буду ей, если перестану быть художником, а стану обычным человеком?! Высокомерный я! Жаль, что не скромен, как Данучи!» …

Ни о чём не спрашивая, художник извлёк кисть из кармана и протянул мальчишке. Тот лишь взял в руки и сразу исчез.

«Хорошо, что не с кистью!» – пришло первым в голову. Ни слова не сказал, что с нею делать дальше.

Кисть упала на мостки, и художник, немедля, подобрал её, не постеснявшись пыли. Смотрел в неё, как в свой последний шанс.

Провёл ею по ледяным ладоням Анастасии и спрятал в надёжный карман.

Минуты не прошло – её глаза открылись. Раны затянулись, осколки растворились в кровеносных сосудах, не доплыв до сердца.

Художник прижал к груди на жалкий миг, затем отлип.

–Не оставляй меня, – он попросил её.

Его слова теплы, они – мечты, но те, что больше, чем реальны.

–Прости меня, – прошептала она, стоило взгляду коснуться лица.

–Простил.

–У меня не было выбора…

У него иное мнение на этот счёт. Озвучивать не стал.

Так часто Иллиан смотрел на него с гордостью, с восхищением, и лишь недавно Арлстау понял, почему всё так. Он, правда, старался быть лучше. Если и есть на Земле ангелы, то они с чёрными крыльями! Анастасии не доказать, что он бы не убил, да и не стоит доказывать, да и не узнать уже этого. Человек мёртв – с его историей покончено!

История сына не имеет права быть продолжением истории отца, у каждого своя жизнь.

–Скоро всё сам поймёшь! – заверила она, и он поверил…

С Анастасией лодка мчалась, будто самолёт, словно скорость это всё и жажда так долго в горле томилась. В глазах азарт, а впереди дорога к счастью, к новой жизни. Она их ждёт где-то на острове

Никто не поймёт жажды скорости, если не пробовал её на вкус. Кто-то шиной стирает асфальт, кто-то крыльями режет воздух, но мчаться по воде – это другое.

Воздух где-то вверху и плотностью своей не ощутим, земля внизу и тяжела, даже для ног, а вода – это золотая середина, потому скользить по ней особенно приятно.

Три стихии, и не хватает лишь огня, но и о нём оба героя успели позаботиться.

Арлстау вспомнил давний сон про океан, а Анастасии пришла та мысль, что не могла быть лишена безумия.

–Арлстау, – обратилась к нему она, плавно остановив лодку.

–Что?!

Она была не похожа на себя. После порогов смерти вернулась другой. Позже объяснит ей, что это всё приснилось, чтобы не думала об этом всю жизнь. Есть вещи, о которых не стоит постоянно говорить…

–Подожги океан…

–Что? – возмутился было он, но через миг довёл её мысль до конца, и его осенило.

Мысль дошла до того, как надо поджечь.

–Ты не дослушал…

–Нет, я дослушал. – остановил её Арлстау. – Я это сделаю…

–Уверен? – спросила она с подозрением, не поверив его словам.

–Конечно! Этот ход остановит войну!

–Как догадался?

–Пошёл впереди мысли…

–Когда огонь – иллюзия, это ход двумя конями. Крест на крест – петля для полководца. Никто не запрещал ему учиться, но он на те же грабли, как щенок!

«Жёстко она о нём.», – думал Арлстау.

Анастасия заставила противоречить самому себе, ведь сам когда-то всем твердил, что творить по чужой воле нельзя, что это искажает искусство, делает его менее значимым. Но это любовь.

Кто-то говорит так часто: «Да, что ты знаешь о любви?!» или «Да у них не любовь, вот у тех любовь…». Они не правы, ведь все любят по-разному. Но любим редко, большую часть своей жизни мы никого не любим – холодны, как зимняя река…

Душа океана похожа на сеть, что кормит голодных рыбаков. В неё можно угодить самому, но художник не рыбак. Не страшна чешуя под ногтями.

Самая большая душа его планеты и самая молчаливая – не говорит о том, что велика её цена, и, что за штиль однажды придётся заплатить штормами.

Посмотрел на мешок – посмеялся над собой. «Всю дорогу с этим мешком! Хорошо хоть не один его нёс…».

Вынул из него чистое полотно, взглянул на его просторы, не знал, с какой точки начать. Кисть металась, то вверх, то вниз, но не решалась дотронуться до бумаги. Глубина или поверхность? Что из этого важнее в океане?

Арлстау сильнее зажмурил глаза и бесцеремонно ткнул кистью в полотно. Затем он подглядел, что угодил в вершину.

«Всё-таки, поверхность!», – решил и поспешил продолжить душу океана. Все мысли направлял в пламя, которое разгоралось в груди. Пламя приводит к пожару, но пожар нужен, как иллюзия и не более. Никто не должен пострадать, но силу ощутить обязаны все!

Тучи в небе появились с