И переводя тему, поинтересовался:

— Если я твоему брату морду набью за дурные шутки, не обидишься?

— Которому? Хотя… без разницы. Только… а если он тебе?

— А мне-то за что? — притворно удивился Александр. Аленка засмеялась.

— Не обращай внимания. У них идея замуж меня выдать. Вот и проверяют кандидатов.

— Я вроде не претендовал.

— Это пока… а вдруг запретендуешь? Вот они заранее…

— Превентивно?

— Точно.

Александр перевел взгляд на поле. Женитьба? Нет, жениться он пока не готов… в принципе… и наверное, это глупо думать о женитьбе на девице, которую он второй раз в жизни видит. И надо бы послать куда подальше, что Аленку, что братьев её с испытаниями.

А вместо этого спросил:

— И что я должен буду сделать?

— Ну… поднять меня ты поднял. И семь шагов пронес…

Вообще-то больше, но справедливости ради стоило признать, что исключительно по своей собственной инициативе.

— Так что теперь надобно поле распахать, — Аленка загнула один палец. — Засеять и вырастить за ночь…

— Что вырастить?

— А что засеешь, то и расти. В былинах на таких мелочах внимания не заостряют. И еще одолеть полчища вражьи.

Александр задумался.

Ладно, поле он распашет, тут немного осталось. А от воды родниковой силы будто бы прибыло, и молоко опять же… и засеет как-нибудь.

Чем-нибудь?

Но вырастить?

За ночь?

— Сам? — уточнил он.

Аленка склонила голову и поглядела в глаза. И теперь они у нее теплые, что солнце, и цвета такого-же, солнечно-янтарного. И главное, что взгляд не отвести.

И не хочется отводить.

— Можно, сам… можно с «друзи верныя», как сказано…

— Тогда… — Александр потянулся. — Ты можешь сказать, чтоб эти друзи верныя сюда пришли? Ну, как с шопингом закончат? И заодно пусть бензина прихватят или чем тут тракторотанки заправляют?

— Скажу, — она улыбалась и на щеках появлялись ямочки. И веснушки становились чуть ярче, правда, всего на мгновенье.

— И пусть поищут, чем там засевать, а то я как-то вот… не рассчитывал на посевную. А братьям твоим…

— Я сама с ними поговорю, — Аленка поднялась. — У меня и коромысло есть. Для серьезных разговоров, ну и чтобы неодобрение выразить максимально доходчивым образом.

— А я думал, что для этого скалку используют…

— Нет, ты ж их видел. Скалка у нас — это так, для тонких намеков. А вот сейчас — только коромысло.

Глава 40

О гостях и важности правильной даты рождения для оказания полноценных медицинских услуг

Глава 40 О гостях и важности правильной даты рождения для оказания полноценных медицинских услуг

«Если на прогулке в лесу вы повстречали медведя, то клещей можно уже и не бояться».

«Сто народных примет»

Гости появились с утра.

Софья Никитична встала по обычаю рано. Сколько лет прошло, а она все никак не могла избавиться от обретенной в пансионе привычки. Впрочем, может, дело даже не в ней, а в собственной склонности. Главное, что любила она эти ранние спокойные часы.

И ныне, открыв окно, устроилась близ него, вдохнула свежий воздух, осознав, что пахнет он цветами. Где-то рядом звенели птичьи голоса. И все-то было хорошо, ладно…

Кувшин с молоком стоял на подоконнике.

И записка, выведенная крупными буквами: «Потом приду. Отведу на речку. Данька».

Дорогу к речке Софья Никитична знала, но записку разгладила, с трудом сдержав улыбку.

— Доброго утра, — Яков Павлович заглянул на кухню. — А я боялся тебя потревожить.

— Я рано встаю. То ли привычка, то ли просто…

Софья взяла кувшин.

— Молоко. Будешь?

— Всенепременно… никогда, признаться, не любил. Более того, моя матушка, женщина многих достоинств, полагала теплое молоко — лекарством от всех болезней. Особенно если его смешать.

— С чем?

— В зависимости от болезней. Чаще всего с медом, но случалось, что с давленым чесноком, солью…

— Ты, похоже, отличался завидным здоровьем, если выжил, — Софью передернуло, стоило представить теплое молоко с чесноком.

— Она была уверена, что это всецело её личная заслуга. О чем пишут?

— Данька предлагает прогуляться на речку. Правда, когда именно… у нее нет часов. Яков, я хотела бы помочь им. Её матери и вообще…

— Не спеши, — Яков разлил молоко и протянул стакан. — Если сейчас просто взять и закрыть кредит, возникнут некоторые… вопросы.

— И?

— Софья… моя работа порой требует некоторой душевной черствости.

Софья позволила себе выразить недоверие. А потом и вовсе фыркнула.

— Или хотя бы терпения. Мне нужно разобраться с тем, что здесь происходит. Да, я могу затребовать группу особого назначения. И всех здесь задержат. Начнут допросы. Поднимут документацию. Что-то отыщут… всегда можно что-то да отыскать, особенно, если желание имеется. Но это… преждевременно.

Яков Павлович сам встал к плите. И надо сказать, что с джезвой он управлялся отлично. Запах кофе наполнил кухню, не столько вымещая, сколько дополняя утренние сельские ароматы.

— Кого мы здесь возьмем? Мясо… то есть, низовой сегмент, ответственный за выполнение самой грязной работы. Своего рода расходный материал. А вот те, кто стоят за ними, те, кто получает основной доход с этого мероприятия, те, кто знает саму суть происходящего, они напрямую руки не марают. И потому, прежде чем к ним соваться, надобно запастись…

— Терпением?

— И хорошей доказательной базой, которая позволит на законных основаниях использовать мозголомов. То есть, менталистов. Извините, профессиональная деформация… главное, что если не убрать верхушку, то рано или поздно, но все повториться. Может, не здесь, но мало ли на просторах Империи небольших городков и поселений? Увы, она слишком велика. И это создает у отдельных личностей иллюзию абсолютной свободы и абсолютной же безнаказанности.

— Все равно. Как-то это…

— Посмотри иначе. Эта милая женщина давно существует в подобных условиях и вполне еще продержится недельку-другую.

— Думаете…

— Думаю, нам хватит.

Перед Софьей Никитичной появилась белая чашечка с кофе.

— Увы, булочной я здесь не нашел, но есть вафли и вчерашний батон.

— С маслом, — решила Софья. — В пансионе у нас на завтрак всегда был батон с маслом.

— Скучаете?

— Не то, чтобы скучаю… хотя и скучаю тоже. Теперь понимаешь, насколько спокойное было время. Из всех тревог — невыученные уроки и дорожка, что на чулке появилась.

Кофе был нужной крепости. Батон — еще мягким,