Президент выступал по телевидению почти каждый вечер, объявляя беспощадную войну оппозиции. Он выглядел очень усталым, у него часто срывался голос. Поговаривали, что он пьян и проводит ночи в оргиях с мулатками, которых доставляют самолетом из тропиков. Он предупреждал, что водителям грузовиков платят по пятьдесят долларов в день из-за границы, чтобы держать страну в напряжении. Ему отвечали, что он получает кокосовое мороженое и советское оружие в дипломатических чемоданах. Он объявил, что враги вступили в заговор с военными с целью произвести государственный переворот, ибо предпочитают видеть демократию побежденной, чем управляемой им лично. В ответ его обвинили в изобретении параноидальных небылиц и в краже произведений искусства из Национального музея, чтобы украсить ими комнату любовницы. Он предостерег, что правые вооружены и готовы продать родину империализму, а ему возразили, что его кладовка полна птичьими грудками, в то время как народ стоит в очередях за куриными головами и крыльями.

В тот день, когда Луиса Мора позвонила в двери «великолепного дома на углу», сенатор Труэба находился в своей библиотеке, занимаясь счетами. Это была последняя из сестер Мора, еще оставшаяся в живых. Она казалась маленькой, подобно блуждающему ангелу, и совершенно просветленной, а ее несгибаемая духовная энергия была по-прежнему огромной. Труэба не видел Луису Мору со времени смерти Клары, но узнал по голосу, все так же звучащему словно заколдованная флейта, и по запаху лесных фиалок, который время смягчило, но который еще ощущался на расстоянии. Войдя в комнату, она принесла с собой призрачное видение Клары, парящей в воздухе перед влюбленными глазами мужа, который не видел ее уже несколько дней.

— Я пришла сообщить вам о несчастьях, Эстебан, — проговорила Луиса Мора, после того как уселась в кресло.

— Ах, дорогая Луиса! Уж этого-то у меня было достаточно… — вздохнул Эстебан Труэба.

Луиса рассказала о том, что она узнала по расположению планет. Она вынуждена была дать научные объяснения метода, которым пользовалась, чтобы сломить прагматическое сопротивление сенатора. Она сказала, что последние десять месяцев провела, изучая звездную карту каждого крупного члена правительства и оппозиции, включая самого Эстебана. Сравнительный анализ карт показал, что именно в этот исторический момент неизбежно произойдут трагические события, смерть и страдания.

— У меня нет ни малейшего сомнения, Эстебан, — заключила она. — Приближаются жестокие времена. Погибнет столько людей, что невозможно будет сосчитать. Вы окажетесь в группе победителей, но победа принесет вам только страдания и одиночество.

Эстебан Труэба почувствовал себя неуютно перед этой печальной пифией, которая нарушила его уединение и вызвала боли в печени своими астрологическими бреднями, но у него не хватило смелости распрощаться с ней, тем более, что Клара наблюдала украдкой из своего угла.

— Но я пришла не за тем, чтобы тревожить вас сведениями, которые неподвластны вам, Эстебан. Я пришла поговорить с вашей внучкой Альбой, потому что у меня к ней послание от ее бабушки.

Сенатор позвал Альбу. Девушка не видела Луису Мору с семилетнего возраста, но превосходно помнила ее. Она нежно обняла ее и с удовольствием вдохнула ни с чем не сравнимый запах фиалок.

— Я пришла сказать тебе, девочка, чтобы ты остерегалась, — проговорила Луиса Мора, после того как вытерла слезы, выступившие от волнения. — Смерть идет за тобой по пятам. Твоя бабушка Клара оберегает тебя Оттуда, но она велела передать тебе, что духи-заступники бессильны во времена великих катастроф. Лучше бы тебе отправиться в путешествие через океан, где ты будешь в безопасности.

В этот момент сенатор Труэба потерял терпение и был уверен, что перед ним безумная старуха. Через десять месяцев и одиннадцать дней он вспомнит предсказание Луисы Моры, когда Альбу уведут ночью во время комендантского часа.

В день военного переворота рассвет был особенно радостным, сияло солнце, что редко случается ранней весной. Хайме проработал почти всю ночь, и к семи утра ему удалось поспать часа два. Его разбудил телефонный звонок, и странно изменившийся голос секретарши окончательно спугнул его сон. Ему звонили из Дворца, чтобы он явился как можно скорее в резиденцию товарища Президента, нет, товарищ Президент не болен, нет, она не знает, что происходит, она следует приказу созвать всех врачей, имеющих отношение к Президенту. Хайме оделся, как лунатик, и сел в машину: благодаря своей профессии он имел право ежедневно получать бензин, иначе пришлось бы ему добираться до центра на велосипеде. Он приехал во Дворец в восемь и удивился, увидев, что площадь пуста, а в дверях правительственного здания расположился отряд солдат, одетых по-боевому, в касках, с оружием в руках.

Хайме оставил машину на безлюдной площади, не обращая внимания на знаки солдат, запрещающих здесь останавливаться. Он вышел из машины, и его мгновенно окружили, наведя на него пистолеты.

— Что происходит, товарищи? У нас война с китайцами? — улыбнулся Хайме.

— Проходите, здесь нельзя задерживаться! Движение запрещено! — приказал офицер.

— Очень сожалею, но меня вызвали из канцелярии Президента, — возразил Хайме, показывая удостоверение. — Я врач.

Его проводили до тяжелых деревянных дверей Дворца, где группа карабинеров несла караул, и разрешили войти. В здании царила тревога будто при кораблекрушении, служащие сновали по лестницам, а личная охрана Президента передвигала мебель к окнам и раздавала пистолеты ближайшему окружению. Президент вышел навстречу Хайме. На нем была боевая каска, которая абсолютно не вязалась с легким спортивным костюмом и итальянскими туфлями. Тогда Хайме понял, что случилось что-то серьезное.

— Морской флот[57]поднял восстание, доктор, — коротко объяснил Президент. — Наступило время борьбы.

Хайме подошел к телефону и позвонил Альбе, сказав, чтобы она не выходила из дома, и попросив ее передать это же Аманде. Больше он уже никогда не говорил с нею, ибо события развернулись поистине головокружительно. В последующий час прибыло несколько министров и политических деятелей из правительства, и начались телефонные переговоры с восставшими: пытались определить масштабы мятежа и найти мирное решение конфликта. Однако к половине десятого Вооруженные силы страны уже находились под командованием военных путчистов. В казармах избавлялись от тех, кто оставался верен конституции. Генерал от карабинеров приказал охране Дворца выйти, потому что полиция тоже перешла на сторону путча.

— Можете идти, товарищи, только оставьте оружие, — сказал Президент.

Карабинеры пришли в смущение, но приказ генерала решил дело. Никто не осмелился посмотреть в глаза главе государства, они сложили оружие во внутреннем дворике и вышли строем, опустив головы. В дверях один из них обернулся.

— Я остаюсь с вами, товарищ Президент, — сказал он.