Он тихо оскалился. Шаги замедлялись по мере того, как в его душе поднимался холодный гнев.

Что-то не так в этом месте. Здесь есть зло. У Шэйллота слишком много секретов. Прибавить к этому еще и охоту на Джанелль, которую открыли Доротея и Геката. Да и Грир по-прежнему в Белдон Море, вынюхивает что-то…

Терса сказала, что Жрец станет либо лучшим союзником, либо самым опасным врагом.

Придется как можно быстрее принять решение, иначе будет слишком поздно.

Наконец, окончательно вымотавшись, Деймон снял халат и упал на постель. Ему снились разбитые хрустальные чаши.

1. Террилль

Единственное, что имелось в этой клетке, кроме переполненного ведра нечистот, — это маленький стол, на котором стояла тарелка с едой и металлический кувшин воды.

Люцивар смотрел на кувшин, сжимая и разжимая кулаки. Цепи, приковавшие его лодыжки и запястья к стене, были достаточно длинными, чтобы дотянуться до еды и питья, но их, увы, не хватало, чтобы вцепиться в глотку стражнику, принесшему сомнительные яства.

Люцивару была необходима еда. О воде он отчаянно мечтал. Маленькие духовки, которые Зуультах со смехом называла своими «покоями для просвещения», были расположены в пустыне Арава, где солнце было безгранично жестоким. К полудню жара становилась такой невыносимой, что даже от его нечистот шел пар.

Первые три дня, когда он был заперт, стражники приносили еду и воду и выносили помойное ведро. На протяжении первых двух суток Люцивар ел то, что дают. На третий день в пищу и воду добавили шаффрамате, сильнейший афродизиак, которого было бы достаточно, чтобы мужчина удовлетворил целый ковен на одной из их регулярных встреч. Имелся лишь один интересный недостаток: это вещество доводило несчастного до грани безумия, потому что, наделив его уникальными способностями продлить половой акт, оно, к сожалению, не давало ему достичь пика наслаждения.

Люцивар почуял его прежде, чем прикоснулся к чему-либо. Менее бдительный человек ничего бы не заметил, но он уже испытывал на себе эффект шаффрамате и не горел желанием повторить эксперимент на потеху Зуультах.

Люцивар облизнул потрескавшиеся губы, глядя на кувшин с водой. Сухой язык повредил запекшиеся трещины и омылся кровью.

В тот, третий, день он с размаху швырнул тарелку и кувшин о стену. Гадючьи крысы — огромные, ядовитые грызуны, способные выжить где угодно, — высыпали из тенистых уголков и набросились на еду. Остаток дня Люцивар провел, наблюдая за тем, как они рвут друг друга на части, бешено совокупляясь.

В следующие два дня никто не приходил. Ни еды, ни воды. Ведро переполнилось. Не осталось ничего, кроме крыс, жары и вони.

Час назад вошел стражник с едой и водой. Люцивар вызверился, расправляя огромные темные крылья, пока те наконец не коснулись кончиками стен. Стражник покосился на него и трусливо сбежал, поджав хвост. Хуже крысы.

Люцивар на дрожащих ногах подошел к столу. Он поднял кувшин и слизнул выступившую влагу на стенках.

Этого было слишком мало.

Он посмотрел на тарелку. Вонь от помойного ведра смешивалась с запахом еды, но Люцивару было все равно: желудок словно завязался узлом от голода, но и это мучение уступало непреодолимой, тягучей жажде воды, которая была так близко. Слишком близко.

Зажав кувшин обеими руками, чтобы не уронить его, Люцивар сделал большой глоток воды.

Шаффрамате ледяным огнем прокатился по телу.

Губы Люцивара изогнулись в улыбчивом оскале. Губы потрескались и начали кровоточить.

У него была только одна причина, чтобы подчиниться, чтобы есть и пить, чтобы принять последствия, — и отнюдь не страх смерти. Он неистово любил жизнь, но при этом оставался эйрианцем — охотником, воином. Люцивар вырос бок о бок со смертью, и это притупило страх перед ней. Часть его даже приветствовала мысль о том, чтобы стать мертвым демоном.

У него осталась лишь одна причина. Девочка с яркими сапфировыми глазами.

Люцивар поднял кувшин и начал пить.

2. Террилль

Люцивар стиснул зубы и зажмурил глаза. Он ненавидел лежать на спине, как и все эйрианцы мужского пола. Так они не могли использовать крылья. Это было проявлением крайнего подчинения. Но, привязанный к «ложу для игр», Люцивар ничего не мог поделать, оставалось только терпеть.

Пока очередная ведьма Зулльтах двигалась сверху, думая только о том, как быстрее достичь наслаждения, он только ругался про себя самыми непристойными словами, награждая женщин разнообразными проклятиями. Руки эйрианца стискивали медные столбики изголовья всю ночь с такой силой, что на них отпечатались его пальцы.

Снова и снова, одна за другой. С каждой боль становилась все сильнее. Он ненавидел их за эту боль, за их удовольствия, за смех, за еду и воду, которой они помахивали перед ним, пытаясь заставить его умолять.

Но он был Люциваром Ясланой, эйрианским Верховным Князем. Он не станет умолять. Не будет. Не будет.

Люцивар открыл глаза. Тишина. Полог постели задернут, не давая рассмотреть комнату. Он попытался пошевелиться, немного размять затекшие мышцы, но привязали его на славу, не оставив возможности сдвинуться с места.

Он снова облизал губы. Страшно хотелось пить, навалилась мертвенная усталость. Было так легко ускользнуть от боли, от воспоминаний…

В коридоре зазвучали мужские голоса. Движение в комнате, скрытое и смазанное закрытым пологом. Наконец голос Зуультах:

— Несите его.

Комната была задернута серой, туманной дымкой. Свет танцевал сквозь осколки стекла, а голоса доносились словно из-под воды.

Стражники отвязали его руки и ноги, а потом стянули запястья за спиной веревками. Люцивар зарычал на них, но и этот звук был тихим и далеким. Он не имел никакого значения. Совсем никакого.

На мгновение у Люцивара прояснилось в глазах, стоило ему увидеть «мраморную леди». Колени подогнулись от боли. Охранники подтащили его к кожаным ремням, заставили встать на колени и надежно пристегнули ноги к полу под коленями и на лодыжках. Затем они подкатили мраморный цилиндр с гладкими отверстиями и установили его. Как только Люцивар проник в одно из них, его привязали к мрамору кожаным ремнем, проходящим как раз под ягодицами. Теперь хватит места, чтобы ослабевшим органом двигаться вперед, но убрать его не удастся.

Серый цвет. Блаженный, вращающийся серый вихрь.

— На этом все, — надменно заявила Зуультах, одним движением хлыста велев стражникам убираться из комнаты и заперев за ними дверь небрежным движением запястья.

Было невыносимо стоять на коленях на жестком полу. Боль. Сладостная боль.

Хлыст, свистнув, ударил по ягодицам. Кровь тонкой струйкой потекла через кожаный ремень. Приторно пахнущий шелк коснулся его плеч и лица.