должно быть оценено как то, чем оно является, независимо от того, что думают суды: как подстрекательство к религиозной, этнической или расовой ненависти». В этом отношении выступавшие в поддержку «Charlie Hebdo» как символа свободы в то же время «оскорбили историю».

Им следовало бы вспомнить, «как во времена антисемитизма и национал-социализма карикатуры на евреев с темной кожей и крючковатыми носами были предвестниками физического насилия»[1027].

Основная часть работы Тодда изобиловала всевозможными историческими и социально-статистическими рядами данных, с помощью которых автор стремился проникнуть в глубинную социальную структуру секуляризма, лежащую вне всех находящихся на поверхности постулатов республиканского равенства. Социолог пришел к выводу, что это была идеология, оправдывающая привилегированные средние классы, которые позиционировали себя против угнетенных рабочих пригородов. Новая жажда богохульства даже угрожает проложить путь новому антисемитизму[1028]. Эксцентричная смесь статистики и теории заговора Тодда вызвала, вполне справедливо, яростную критику. Но своим заявлением о том, что возмущенные мусульмане, как и сами нападавшие, являются не чужаками, а французами, продуктами французского общества, которое десятилетиями подавляло свои постколониальные проблемы, он попал в самую точку.

С другой стороны, представители левореспубликанского секуляризма решительно пытались избежать притяжения антиисламского правого популизма и расизма, парадигматически воплощенного во Франции Национальным фронтом. Убитый Стефан Шарбоннье сам написал манифест секуляризма. «Письмо к ловкачам исламофобии, которые играют в игру расистов» (как гласит дословный перевод) было написано незадолго до терактов, но опубликовано только после них. Для Шарба сама концепция исламофобии представляет собой форму скрытого расизма, поскольку она сводит диффамацию других к религии, т. е. к конкретной религии, а именно к исламу. Если нападению подвергается женщина в хиджабе, то ее ошибочно рассматривают как представителя ислама, а не как гражданина, на которого напали фашисты, что было бы справедливо. Жертвам расизма цыганского происхождения, выходцам из Индии, черной Африки или других экзотических мест, как саркастически заметил Шарб, «было бы неплохо поискать религию, чтобы защитить себя»[1029]. Он настаивал, что насмешки и сатира его журнала имели объектом не мусульман в целом, а террористов, ссылающихся на ислам. Но в принципе все идеологии и все религии должны были бы подвергаться критике (и сатирическому осмеянию). Делать здесь исключение и утверждать, что «можно смеяться над всем, кроме некоторых аспектов ислама, потому что мусульмане намного чувствительнее остального населения», – это не что иное, как дискриминация и инфантилизация второй по величине религии мира[1030].

Религиозная нетерпимость и политические репрессии

Обвинения в богохульстве как инструмент угнетения

В 2016 году в 71 стране мира действовали законы против оскорбления религиозных чувств или оскорбления святынь. Это добрая треть всех государств на земле, распределенных довольно равномерно по всем регионам мира[1031]. Однако эти законы преследуют совершенно разные цели и имеют столь же разные последствия. В сильно секуляризованных государствах они в основном служат для охраны общественного порядка. Тот факт, что такой закон может ограничить право на свободу слова, как правило, приводит к очень осторожному обращению с ним, так что обвинений и приговоров за богохульство становится все меньше и меньше. В других странах, напротив, соответствующие законы направлены на защиту конкретной религии, ее символов и священных предметов от унижения. Как правило, эти нормы угрожают не только свободе слова и религии, но и общим правам человека, поскольку они также могут служить для опорочивания религиозных меньшинств и признания неугодных преступниками[1032]. Ниже будет рассмотрена эта явная функция обвинений в богохульстве как инструмента религиозного и политического угнетения, тогда как ранее мы говорили о более секуляризованных странах.

Богохульство на трех континентах

Распределить государства по двум упомянутым категориям в отдельных случаях непросто. Комиссия США по международной религиозной свободе разработала систему баллов с тонкой шкалой для оценки того, насколько соответствующие законы о богохульстве нарушают международно признанные правовые принципы. Таким образом был составлен рейтинг, в котором на первом месте оказались Пакистан и Иран, а в нижней части списка – такие страны, как Ирландия, Испания и Филиппины, регламентация религиозных отношений в которых наиболее правосообразна. Однако некоторые контексты заслуживают отдельного рассмотрения. Правовая ситуация в Турции, например, оценивается в исследовании сравнительно позитивно. Статья 216/3 о богохульстве уголовного законодательства Турции, действующая с 2005 года, в значительной степени создана по образцу параграфа 166 Уголовного кодекса Германии. Практика правоприменения, однако, значительно привилегирует ислам и дискриминирует последователей других конфессий[1033]. Независимо от такой неопределенности оценки в отдельных случаях тем не менее список ясно показывает, что законы о богохульстве в настоящее время оказывают наиболее угрожающее воздействие в странах, где ислам является преобладающей религией. Конечно, это касается далеко не всех таких стран – Тунис, например, входит в десятку стран, чьи религиозные законы наиболее совместимы с международным правом, согласно данным Комиссии США. Но общая картина иная.

Список государств, чьи расплывчатые и допускающие широкое толкование нормы фактически предполагают дискриминацию и подавление инакомыслящих и религиозных меньшинств, возглавляет Иран[1034]. Согласно статье 513 его Уголовного кодекса, любому, кто оскорбит исламские святыни, имамов или пророка, грозит смертная казнь, а в незначительных случаях – от одного до пяти лет лишения свободы. Обвинение в богохульстве является одним из нескольких инструментов, которые могут быть использованы против приверженцев других конфессий (в Иране это прежде всего бахаи) или против политических оппонентов; другим инструментом может быть, например, обвинение в вероотступничестве.

То же самое относится и к Саудовской Аравии, конкуренту Ирана за роль регионального лидера на Ближнем Востоке. Здесь официальной религией является суннитский ислам, а тон задает религиозный фундаментализм в форме салафизма. Шииты, составляющие около 15 % населения, подвергаются дискриминации, а всем остальным вероисповеданиям запрещено исповедовать свою религию в общественных местах. Предполагаемое вероотступничество строго карается, а обвинения в проклятии или хуле Бога или Пророка могут закончиться смертным приговором. В международном масштабе вызвало большой резонанс дело молодого интеллектуала Раифа Бадави, который вел либеральный сайт и интернет-блог. В 2012 году он был арестован, первоначально обвинен в вероотступничестве, но затем осужден за «нарушение общественного порядка, религиозных ценностей и морали», а также за «провоцирование агрессии, оскорбления мусульманских святынь и насмешки над религиозными деятелями ислама»[1035]. Приговор – десять лет тюрьмы, 1000 ударов плетью и крупный штраф. Это вызвало возмущение во всем мире и выражение солидарности, однако первая порка была проведена 50 ударами плетью, что означало серьезные травмы для Бадави. В 2020 году он все еще находился в тюрьме, как и адвокат, защищавший его в суде.

В других странах ислам является религией большинства, но не государственной религией. Так, например, обстоит дело в Египте, где христиане и иудеи теоретически пользуются признанием наряду с мусульманами. Однако законодательство основано на