20 марта 2015 года показания должны были быть представлены перед судом, окружной прокуратурой и защитой. После долгой мучительной нервотрепки этот момент, наконец, настал. Мы были полностью готовы к этому, но затем нас известили, что все отменяется! Удар был оглушительным. Мои нервы уже не выдерживали.

Дату перенесли на понедельник, 23 марта 2015 года. В среду, 25 марта, должно было состояться формальное заседание суда, и я знала, что на нем Стин Франкен намерен ходатайствовать об освобождении Вима из-под ареста. Я полагала, что у такого ходатайства будут шансы на успех. Показания Рос относительно причастности Вим к заказным убийствам были информацией в лучшем случае из вторых-третьих рук. Если наши показания представят суду 23 марта, это окажется очень вовремя.

Пока же мы проинформировали прессу, исходя из понимания, что с нашими показаниями ознакомятся все стороны процесса. Газеты «Телеграф» и «НРС» собирались опубликовать наши интервью во вторник.

Но в понедельник 23 марта в 12.08 я получила эсэмэску от Бетти. Представление суду показаний снова отменили. Это будет сделано позже.

Снова отложили? Чтобы выяснить причину, я позвонила Бетти. Она сказала, что еще слишком рано, еще не предприняты все необходимые меры по обеспечению нашей безопасности. Я сказала, что мы уже проинформировали прессу, и просто так отменить все это не получится — нас сочтут за несерьезных людей. Бетти попросила меня отменить публикации, поскольку сегодня показания в суд не пошли, а если их опубликуют до того, как они поступят в суд, окружную прокуратуру и адвокатам, последствия будут катастрофическими.

Но мы не собирались отменять публикации, мы хотели обнародовать наши показания в заранее согласованную дату. Информация о них в прессе только поможет нашей безопасности. К этому моменту уже невесть сколько народу узнало о том, что мы будем свидетельствовать в суде, и вероятность, что это просочится к Виму, возросла.

Окружной прокурор хочет принять дополнительные меры для нашей безопасности? Но ведь мы уже давно находимся в очень небезопасном положении. Мы не были в безопасности, когда Вим угрожал нашим жизням; мы не были в безопасности с момента самой первой встречи с представителями Департамента юстиции; и уж совершенно точно мы не были в безопасности на протяжении двух лет, когда вынужденно общались с ним, уже дав на него показания.

Сильный и продолжительный стресс вконец вымотал нас, и мы не желали пребывать в неопределенности и дальше. Неизвестно, что нас ждет, но, так или иначе, 24 марта мы выступим против Вима — вместе с окружной прокуратурой или без нее.

Я сказала: мы понимаем, что делаем, и возможные последствия этого. Мы идем на это добровольно.

— Я освобождаю вас от любой ответственности за нашу безопасность. Не переживайте. Мы так решили, и пойдем на это с вами или без вас, — сообщила я Бетти.

В тот же день около пяти вечера я получила сообщение, что все возражения сняты и показания представлены суду и защите. Завтра же, а возможно, даже сегодня Вим узнает, что мы восстали против него.

Я целых два года думала о том, как будет выглядеть этот поворотный момент в наших с братом взаимоотношениях. Момент, когда он узнает, что его младшая сестра уже не один год старается, чтобы его осудили. Младшая сестра, которой прекрасно известно, как он боится пожизненного срока, оказывается, собирается сделать все, чтобы он его получил. При мысли, что он мог тогда почувствовать, у меня до сих пор наворачиваются слезы. Это, наверное, было как ножом в сердце.

Во вторник 24 марта 2015 года репортажи о нас появились во всех средствах массовой информации. Это началось с раннего утра.

«Женщины сокрушают Холледера» — под таким заголовком «Телеграф» опубликовала интервью с Соней и Сандрой. В тот же вечер «НРС Ханделсблад» поместила репортаж обо мне, и он попал практически во все телевизионные новости. В тот день мне нужно было присутствовать на суде в Ассене, и я не представляла, какой фурор вызвала наша история.

В этот день и вечер (после того, как нарезка из аудиозаписей прозвучала в эфире телепередачи «Поздний вечер на РТЛ») Виллем Холледер раскрыл свою истинную сущность.

Казалось, страна с облегчением выдохнула: до этого все лишь строили предположения, но никто и пальцем его не трогал. А Виллем Холледер действительно был чудовищем и совершил все то, в чем на протяжении многих лет подозревал его Департамент юстиции.

К счастью, не случилось того, чего я опасалась — неправильной реакции на нас. Наоборот, только в первый день мы получили более трехсот писем от знакомых и незнакомых людей, выразивших нам свою поддержку. И каждое такое послание было для нас по-настоящему важным. Особенно одно из них, которое переслал мне Джон ван Хейвел — журналист, пишущий о преступности.

Уважаемые Астрид и Соня,

мне хотелось бы выразить свое восхищение той отвагой, которую вы проявили, избрав именно такой способ распрощаться с Виллемом Холледером.

Я испытываю глубочайшее уважение к трем женщинам, которые, находясь в тяжелейшей ситуации, тем не менее решились на дачу показаний. Я считаю, что вы из тех, на ком стоят Нидерланды. По собственному опыту я знаю, что могут делать с людьми угрозы убийством и обусловленный ими страх. Человек ощущает отчаяние и бессилие, живет в постоянном стрессе, в тревожном ожидании «неизвестности», которая может в любой момент обрушить на него жестокий удар. Но вы сумели проявить характер и изменить обычный ход вещей.

Вернемся на мгновение к похищению Хайнекена — Додерера. Возможно, вы припоминаете использовавшиеся тогда кодовые обозначения — орел (Холледер со товарищи) и заяц (Хайнекен со товарищи). Теперь роли поменялись. Вы превратились из перепуганного зайца в гордо парящего орла.

Выражаю искреннюю надежду, что вам и вашим детям удастся насладиться чудесным и безопасным полетом — вы это заслужили.

С сердечным приветом,

Кеес Сиетсма

В 1983 году — Руководитель

следственной группы «Хайнекен»

* * *

В тот вечер мы с Соней сидели друг напротив друга за обеденным столом у нее дома.

— Ты тоже что-то чувствуешь? — спросила я.

— Да, — сказала она.

— А что именно?

— Такое же ощущение, как в день смерти Кора.

— Да, и у меня то же самое, — кивнула я.

Мы возвратились на двенадцать лет назад к источнику нашей скорби, и оказалось, что мы готовы по-настоящему скорбеть лишь теперь.

Шаг, который я совершила, и понимание того, что я могу не дожить до старости, изменили меня.

Раньше моя жизнь была посвящена решению чужих проблем. Это сформировало меня и как личность, и как профессионала. Но теперь, услышав, как кто-то говорит о своих проблемах, я думаю: хватит хныкать, займись их решением.