Второстепенную роль⁈

Хм… Нечто подобное — только в отношении другого театра военных действий — мне уже приходилось слышать: Wojsko Polskie Berlin bralo, a Radzieckie pomogalo[1]… Но там, во-первых, изначально это звучало не без сарказма, а во-вторых, три польских полка в штурме столицы гитлеровской Германии действительно принимали участие…

Как и большинство из тех, чьи школьные годы пришлись на времена СССР, историю Второй мировой войны я знал неплохо. По крайней мере, в той части, которая прямо касалась моей страны. И моей семьи — с теми же японцами у меня воевал дед. Так что я прекрасно понимал, что тут у нас даже не «советско-польская» ситуация. В рядах Красной армии, вошедшей на территорию Кореи летом 45-го, местные патриоты если и присутствовали, то на уровне статистической погрешности…

Незначительный вклад, значит? Да и о нем — мало кто знает⁈.

— Сколь бы скромна ни была помощь друзей, забывать о ней ни в коем случае нельзя! — между тем с точностью до наоборот поняла мое недоумение Сук Джа. — Поэтому правильно, что поставили памятник русским!

— Да, верно… — вот с последним было не поспорить. — Подойдем, посмотрим? — предложил я.

— Там ничего особо интересного… — заколебалась было девушка, но видя мой интерес, упрямиться все же не стала: — Ну, давай, если хочешь… — согласилась, пусть и нехотя.

Мы свернули в сторону монумента.

— Я когда в детстве видела Хэбантап, даже не задумывалась, чему он посвящен, — снова оживилась моя спутница уже по пути к обелиску. — Ну, освобождение и освобождение — вроде все понятно же! В надписи на стеле особо не вглядывалась. А как-то прочитала — и ничего не поняла. Подумала: при чем тут вообще советские войска? Тогда мама мне и рассказала про русские отряды в народно-революционной армии Великого Вождя. А то бы тоже не знала… Стой! — осекшись на полуслове, дернула внезапно она меня за руку.

— Что такое? — нахмурился я.

— Смотри, там сейчас иностранцы! — зачем-то понизив голос, показала на площадку перед памятником Сук Джа.

Возле монумента и в самом деле стояло с цветами человек десять совсем не азиатской внешности — при паре корейцев-сопровождающих.

— Наверное, как раз русских привезли — туристов или дипломатов… — пробормотала девушка. — Давай тогда туда не пойдем, а? — чуть ли не жалобно попросила она, обернувшись ко мне. — Лишний раз пересекаться с иностранцами — сам понимаешь… Лучше в другой раз как-нибудь…

«Даже с друзьями, о помощи которых не стоит забывать, как бы скромна она ни была?» — проговорил я это, понятно, только про себя. Вслух же согласился:

— Хорошо, давай в другой раз, — мысленно поставив себе пометку при случае до Хэбантап все же дойти, поклониться памяти деда. Правда, именно в Корее он в ту войну, кажется, не был — по крайней мере, не рассказывал об этом. Сражался в Манчжурии, но она ведь рядом…

Но это уже действительно как-нибудь потом и, наверное, без свидетелей — во избежание ненужных вопросов. А сейчас мы с моей спутницей повернулись и зашагали к выходу их парка — подальше от всяких стремных иностранцев, друзья они там или нет.

* * *

Очередь в пиццерию сегодня, в выходной, оказалась раза в два длиннее, чем вечером четверга, так что хоть она понемногу и двигались, провели мы в ней с Лим добрых два часа. Однако, может, это даже было и к лучшему: после истории с Хэбантап и «скромным вкладом друзей» настроение у меня здорово просело — к некоторому моему удивлению, вот уж не ждал от себя сентиментов по такого рода поводу. Но пока мы стояли в переулке у ресторанчика, мое душевное состояние худо-бедно нормализовалось — не без помощи мило щебетавшей и доверчиво жавшейся ко мне очаровательной спутницы. Так что в заветные двери я вошел, уже снова будучи на подъеме.

Затем меня, правда, слегка напрягло, что усадили нас не отдельно, а за один столик еще с одной парой, чопорного вида дяденькой и тетенькой, но Сук Джа восприняла это соседство абсолютно нормально, так что решил принять ситуацию как должное и я. В конце концов, окажись в этом вопросе политика заведения иной — топтаться бы нам на улице еще час, не меньше!

Что же касается Лим, то она была от обстановки в пиццерии в полном восторге. Восхищало ее все: интерьер, меню (на цены я ей нарочито строго велел не смотреть, но девушка, понятно, не удержалась), звуки караоке со второго этажа (нам предложили столик на первом), предупредительные официантки… А когда одна из них осведомилась у наших соседей, собиравшихся перейти к десерту, как им понравилось основное блюдо, Сук Джа так просто выпала в осадок:

— Они еще спрашивают!!! — пробормотала она — негромко, одними губами.

Себе я, решив не экспериментировать, снова взял классическую Пеперони, моя спутница после долгих и, кажется, мучительных колебаний остановила свой выбор на пицце с листьями желтой хризантемы. Любимый кофе товарища Джу я заказывать не стал, попросив принести нам по бокалу красного сухого — для начала.

Вино оказалось неплохим кьянти — в меню его название почему-то не было указано. А вот пиццу, по сравнению с прошлым разом, я нашел слегка пересушенной, но, возможно, это касалось только моей Пеперони — Лим ее «хризантема» оставила в восхищении. От десерта Сук Джа, не без колебаний, воздержалась, а вот от второго бокала красненького отказываться не стала. Я — тоже.

Из дома я прихватил как юани, так и воны — и в итоге моего запаса местных денег ожидаемо не хватило, расплатился китайскими. Психологически так было даже легче — не возникло ощущение, что отдаешь за обед две-три месячных зарплаты! При этом для закрытия счета я улучил момент, когда моя спутница отошла в «комнату гигиены» — чтобы зря не светить перед ней эти самые юани. Но все же немного просчитался: положил крупную купюру, а к моменту, когда официантка принесла сдачу, Лим уже успела вернуться — и от вида врученной мне пачки