Пример игры в шахматы со скрытыми ограничениями позволяет нам увидеть фундаментальное различие между Матерью-Природой и людьми-шахматистами, которое, как мне кажется, связано с широко распространенным дефектом адаптационистской мысли. Если вы играете партию со скрытыми ограничениями, то вы станете в соответствии с этим менять свою стратегию. Зная, что втайне дали обещание не ходить ферзем по диагонали, вы, вероятно, откажетесь от любой комбинации, которая из‐за этих необычных правил поставит вашего ферзя под удар, хотя, конечно, можно и рискнуть в надежде, что слабый противник не заметит представившейся возможности. Но вы знаете о скрытых ограничениях и способны предвидеть последствия. Мать-Природа на это не способна. У Матери-Природы нет причин избегать рискованных гамбитов; она разыгрывает их все и лишь пожимает плечами, когда большинство оканчивается неудачей.

А вот как эта идея приложима к эволюционному мышлению. Предположим, мы заметили, что крылья определенной бабочки обладают защитной окраской, воспроизводящей цветные узоры лесной подстилки там, где она обитает. Мы отмечаем это как прекрасную адаптацию, пример мимикрии, которой такая окраска и является. Подобная бабочка удачливее своих сестер, потому что ее окраска так замечательно воспроизводит цвета лесной подстилки. Но существует соблазн, которому, как правило, поддаются, явным или неявным образом добавить: «И, более того, если бы у лесной подстилки была иная расцветка, то рисунок на крыльях бабочки воспроизводил бы уже эти цвета и узоры!» Вот это неуместно. Такое утверждение вполне может быть неверным. Может даже статься (в самом крайнем случае), что этот вид бабочек может успешно мимикрировать только под лесную подстилку данного рода; если бы подстилка сильно отличалась от первоначальной, этого вида бабочек здесь бы просто не было – никогда не забывайте о важности для эволюции стратегии «приманка-и-подмена». Что произойдет при изменении лесной подстилки? Адаптируется ли бабочка автоматически? Мы можем сказать только, что она либо адаптируется, сменив защитную окраску, либо нет! Если она не адаптируется таким образом, то мы либо обнаружим в ее ограниченном наборе доступных решений другую адаптацию, либо вид вскоре исчезнет.

Предельный случай, когда пойти можно лишь по одному пути, является примером нашего заклятого врага, актуализма: лишь действительное было возможно. Такие строго ограниченные исследования пространства (кажущихся) возможностей допустимы, говорю я, но должны быть исключением, а не правилом. Будь они правилом, дарвинизм оказался бы несостоятельным и совершенно неспособным объяснить наличие какого бы то ни было (гипотетического) замысла в биосфере. Это бы напоминало компьютерную программу для игры в шахматы, которая может разыгрывать лишь одну и ту же партию (скажем, ходы Алехина в знаменитой партии Флямберга – Алехина на турнире в Мангейме 1914 года) и, mirabile dictu, постоянно побеждает всех соперников! То была бы «предустановленная гармония» невообразимых масштабов, которая посрамила бы притязания дарвинистов, будто они способны объяснить, как были обнаружены «выигрышные» ходы.

Но, отринув актуализм, мы должны избежать соблазна другой ошибки, предположив, что «плотность населения» в пространстве реальных возможностей гораздо выше, чем на самом деле. Рассуждая о фенотипических вариациях, соблазнительно прибегнуть к своего рода тактике конструктора, допустив, что все незначительные мыслимые вариации на найденные нами в действительности темы и в самом деле доступны. Если довести дело до крайности, то эта тактика всегда будет чрезвычайно – Чрезвычайно – переоценивать, что на самом деле возможно. Если ветви актуального Древа Жизни в пространстве Библиотеки Менделя представляют собой Исчезающе узкие прожилки, то крона актуально возможного Древа Жизни является гораздо более раскидистой, оставаясь тем не менее все еще несравнимой с представляющимся возможным Древом по плотности. Мы уже видели, что Чрезвычайно обширное пространство всех мыслимых фенотипов – можно назвать его Пространством типов, – без сомнения, включает большую область, для которой рецептов в Библиотеке Менделя не существует. Но даже если двигаться путями, идущими вдоль ветвей Древа Жизни, нет гарантии, что ближайшие области пространства типов и в самом деле будут полностью доступны400.

Если скрытые ограничения обеспечивают наличие по большей части невидимых стен лабиринта (или каналов, или железнодорожных путей) в пространстве кажущейся возможности, то утверждение «отсюда туда не добраться» верно гораздо чаще, чем мы могли бы предположить. Даже если это так, у нас все еще нет лучшего метода исследования этой возможности, чем использование при любой возможности и на любом уровне наших стратегий обратного конструирования. Важно не переоценивать действительные возможности, но даже еще важнее не недооценивать их (ошибка столь же распространенная, хотя адаптационисты обычно не склонны ее допускать). Во многих своих аргументах адаптационисты ссылаются на то, что если нечто возможно, оно произойдет: среди святых появятся обманщики или гонка вооружений будет продолжаться до достижения в первом приближении той или иной адаптивной стабильности, и т. д. – эти аргументы предполагают, что «обитаема» достаточная часть пространства возможностей, чтобы процесс был похож на модели, используемые в теории игр. Но всегда ли подобные допущения уместны? Станут ли данные бактерии мутировать так, чтобы получившаяся форма была устойчива к нашей новой вакцине? Нет, если нам повезет, но лучше предполагать худшее – а именно что в действительно доступном этим бактериям пространстве есть контрманевры, которые можно совершить в гонке вооружений, начатых нашими медицинскими разработками401.

ГЛАВА 9: Адаптационизм в биологии одновременно всепроникающ и могущественен. Подобно любой другой идее, его можно неправильно использовать, но сама идея верна; на деле он представляет собой самую сердцевину дарвиновского мышления. Знаменитое опровержение адаптационизма, принадлежащее Гулду и Левонтину, – иллюзия, но они привлекли всеобщее внимание к рискам, связанным с опрометчивыми рассуждениями. Хорошее адаптационистское мышление всегда настороже и ищет скрытые ограничения – на деле, оно представляет собой самый надежный способ выявления таких ограничений.

ГЛАВА 10: Представленное на данный момент в этой книге понимание дарвиновского мышления вновь и вновь ставилось под сомнение Стивеном Джеем Гулдом, чьи влиятельные работы внесли вклад в сильно искаженную картину эволюционной биологии, сложившуюся как у неспециалистов, так и у философов и ученых, работающих в других областях. Гулд заявил о нескольких разных «революционных» ограничениях ортодоксального дарвинизма, но все эти тревоги оказались необоснованными. В этих кампаниях есть закономерности, которые следует рассмотреть: как и именитые специалисты по теории эволюции до него, Гулд искал небесные крючья, чтобы положить предел могуществу опасной идеи Дарвина.