форму – момент развития, сущность, которая есть некоторая средняя форма, над которой и под которой проходят другие формы как изменения ее; наконец, цель, внушающую совершение действия, представляющую, как мы сказали, не что иное, как предварительную картину выполненного действия. Таким образом, сведение вещей к идеям состоит в разложении процесса становления на его главные моменты, причем предполагается, что каждый из них свободен от закона времени, так сказать, заложен в вечности. Таким образом мы приходим к философии идей, применяя кинематографический механизм интеллекта к анализу действительности» (там же: 281).

Сказанным определяется особый интерес Бергсона к изменениям качества, их иерархии и степеней (Бергсон 1911: 22 сл.).

«Наше сознание, измученное ненасытным желанием различать, ставит символ на место реальности или видит реальность лишь сквозь призму символа» (там же: 109),

а язык влияет на наше восприятие реальности, поскольку «резко очерченное грубое слово» обезличивает индивидуальное содержание интуиции (там же: 111).

3. Система Лосского

Николай Онуфриевич Лосский (1870 – 1965) – выдающийся мыслитель Серебряного века, один из основателей интуитивизма – своеобразного философского учения, основанного на русской ментальности; личная интуиция на соборном фоне.

Заметно, что для петербургских философов начала XX века теория знания важна как предмет специального исследования. Отталкиваясь от Канта (все – ученики А.И. Введенского), они исследуют то же самое – теорию познания, углубляя метод и совершенствуя объект (не предмет!) исследования. Они не приемлют неокантианства (чистая гносеология), но и французская социология их не устраивает так же, как и московская софиология. Основная установка Лосского показана в названии главной его книги: «Мир как органическое целое», – в котором все слова являются ключевыми: всё имманентно всему. Это гносеология Единства, а не Всеединства («учение, логически несостоятельное»).

«Система Лосского промежуточна между архаичной и сильно теологизированной софиологией и строгою феноменологией Франка; в отличие от последней, она сочетает интуитивистскую основу с целым рядом особенностей и тем, присущих мистическим учениям» (Хоружий 1994: 59 – 60).

В принципе, проблема познания интуицией может нас далеко завести. Определяя психические факторы цивилизации, Л. Уорд (1987: 161 – 177) различает интуицию мужскую и женскую. Женская интуиция есть способность угадывать, она не связана с готовностью обмануть и с хитростью и вряд ли является интуицией проницательной; зато женская интуиция всегда имеет личный интерес, тогда как мужская интуиция бескорыстна, хотя и связана с возможностью обмана; она основана на рациональной проницательности. Какая из интуиций лежит в основе интуитивизма Лосского? – странный вопрос. И та и другая.

Сам Лосский говорит об отвлеченности и конкретности идеал-реализма, предпочитая конкретный. Недостаток отвлеченности («мужская интуиция») в том, что она лишена динамичности. Родовое понятие не может «влиять на подчиненное ей индивидуальное бытие» (Лосский 1919: 200) – между ними пропасть. Отвлеченный идеал-реализм (типа кантовского) силу понимает как законосообразность, а причину – чисто формально, как порядок. Конкретный идеал-реализм нацелен не на пользу, а на истину, но эта истина – конкретна, потому что вообще

«тяга к конкретному особенно характерна для русского философствования» (там же: 129).

В целом Н.О. Лосский «реалист»; ср. его толкование термина в (Лосский 1992: 157 – 158). Его реализм проявляется в том, что, говоря о предмете сознания и выделяя признаки предмета, он тут же говорит не о конкретно белом, твердом и пр., а сразу о белизне, твердости и пр.: «предметы сознания суть твердость, белизна, радость. Твердость не есть сознание твердости…» (там же: 139). Это – идеи (концепты), которые признаются реально существующими наряду с самими предметами, обладающими такими признаками.

По мнению Бердяева,

«Лосский слишком расширяет сферу интуитивного знания, расширяет до полного стирания всех различий»,

но самое главное – то, что

«своего родства с метафизикой Платона, Лейбница и Шеллинга Лосский не может скрыть» (Бердяев 1926: 115 – 116).

«Лосский очень смело предложил вернуться к средневековому реализму в том смысле, чтобы признать реальность общей для однородных предметов чувственно усваимого бытия их идеальной стороны»:

общее (берёзость) столь же реально, что и конкретная отдельная берёза (Зеньковский 1996: 108).

«Средневековый реализм» включал в себя элементы номинализма,

«оказывается, что крайний номинализм не может обойтись без реализма: отрицая существование общих предметов, он всё же вынужден сделать исключение хотя бы только для одной группы предметов, именно для слов. Но если слова обладают свойствами, соответствующими требованиям реалистической теории, то тогда нет оснований утверждать, будто другие явления лишены их, и крайний номинализм оказывается окончательно дискредитрованным <…> По теории крайнего номинализма группировка в классы вовсе не определяется свойствами самих вещей, а производится словами: слово создает класс вещей, а не класс вещей привлекает к себе слово» (Лосский 1908: 244 – 245).

Логическая ловушка, в которую попадает номинализм. Реализм же полагает, что

«общее в вещах есть нечто первоначальное, непроизводное, поэтому и в мышлении оно не может быть произведено или сложено из чего-либо не общего» (там же: 246).

Попутно становится ясной точка зрения русской ментальности, идущей от целого к частям: целое есть идея, и она цельна.

По мнению Ивана Лапшина (1906), кантианца, товарища Лосского по кафедре, интуитивизм есть просто мистицизм (наивный реалист и мистик – одно и то же), но это ошибочное заключение связано с подведением всяких форм интуитивизма под психологический интуитивизм, в частности, интуитивизм Бергсона, наиболее известный в начале века. Иррациональный интуитивизм французского философа перекрыт «гносеологически-обоснованным интуитивизмом Лосского», – заметил С. Левицкий (1995: 146). После работ Лосского интуитивизм и мистицизм уже не смешивают. В свое время Соловьев (1903: V, 92) глубину русского интуитивизма мог назвать «нашим национальным мистицизмом», но сто лет спустя становятся частыми утверждения, что

«наш век за интуицией признает рациональный характер» (Аверинцев 1989: 11),

поскольку современные мистические учения раздвинули грани неопределенного и неприемлемого разумом.

4. Теория познания

Ученики Александра Введенского и последователи Алексея Козлова хорошо понимали значение теории познания, поэтому работали над ее созданием. Другое дело, что думали они иначе: не логика как теория познания, а психология как теория знания. Вот как описывает сам Лосский такую теорию.

«Теория знания интуитивизма показывает, что сознаваемые данные опыта не зависят от сознания: опираясь на учение о единосущии всех субстанциальных деятелей и возникающей отсюда интимной связи всех существ друг с другом, интуитивист доказывает, что интенциональные акты сознавания, внимания и различения, направленные на предмет внешнего мира, ведут к тому, что он вступает