Однако основания для этого имеются.

«Интуитивизм, – утверждает Н.О. Лосский – есть один из видов эмпиризма, т.е. учения о том, что знание основано на опыте. Интуитивизм можно назвать универсалистическим эмпиризмом, потому что, согласно этому учению, все виды бытия даны в опыте, следовательно, существует много видов опыта» (Лосский 1990: I, 24),

конечно, включая сюда и опыт интуитивного познания, поскольку

«согласно учению интуитивизма общее обладает реальным бытием и дано в восприятии» тоже (Лосский 1908: 310).

Значение (на-значение) «идеи» заключается в том, чтобы остановить текущую во времени действительность в реальности сущего, создавать

«невременные абстрактные идеи, сообразно которым деятель творит события»! (Лосский 1992: 185).

Цельность, единство и тождество вещи (понимаемой как явление идеи) и являет идеи (понимаемые как сущности). Копии и символы в нашем уме мертвы, говорит Лосский, они оживают только при столкновении с действительностью, становясь намекающей на сущностные характеристики деталью нашего познания. «Ласточка!» – это констатация реалии в связи с ее идеей (концептом?).

«Чтобы быть предопределенным к известному типу проявлений, существо должно иметь определенную природу, выразимую в отвлеченных общих понятиях»,

т.е. в идеях (Лосский 1991: 65 – 66). Так, поведение человека детерминировано его характером.

Таким образом идеал-реализм исходит из идеи, причем Лосский использует оба платоновских термина: ιδεα и ειδος, т.е. и идея, и образ (идеал) (Лосский 1919: 34), который воплощен, например, в математических числах.

«Идеи не суть мысли; они суть своеобразный вид бытия»,

т.е. те же «вещи», – так объясняется вторая часть термина идеал-реализм.

Возникает вопрос о соотношении идеи и материи – основной философский вопрос, на который Лосский ответил тоже вполне определенно.

«Те же соображения применимы и к материальным общим идеям: идея человека, лошади и т.п. это не человек, у которого, конечно, волосы должны были бы черные или русые, и не лошадь, которая должна была бы пастись в определенном месте пространства: это – отвлеченная человечность, лошадность и т.п.

Философы, отрицающие существование идей, например, идею лошадности, идею красного цвета, часто говорят, что учение об идеях есть ошибка, возникающая следующим образом: находя в своем уме общие понятия, некоторые философы „овеществляют“ эти понятия и воображают, будто они существуют вне их ума, как своего рода „вещи“. Иногда отрицатели идей называют опровергаемое ими учение не словом „овеществление“, а словом „гипостазирование“ общих понятий. В действительности такие критики воображают, будто можно обойтись без учения об идеях потому, что они неправильно понимают события: они ошибочно принимают, например, камень с его цветом, твердостью, тяжестью не за процесс, а за нечто длительно пребывающее во времени; они, так сказать, стабилизируют события, т.е. считают их устойчивыми во времени. Такие критики, не производя достаточно глубокого различения и анализа, переносят невременность субстанциальных деятелей и абстрактных идей на процессы и ошибочно понимают их как состояния вещи, пребывающие во времени более или менее длительно. Итак, не идеал-реалист ошибочно „гипостазирует“ понятия, а наоборот, противник учения об идеях гипостазирует некоторые процессы и, стабилизируя их, не имеет правильного представления о том, что такое вещи, например, камень» (там же: 37).

Тут же Н.О. Лосский указывает на различие, существующее между его интуитивизмом и, например, неокантианцами в понимании термина «явление»:

«…слово явление в их гносеологии означает не соотношение с трансцендентною „вещью в себе“, а только соотношение объекта с субъектом» (там же: 115).

В этом – глубокое различие двух точек зрения на объект. Для Лосского идея как «вещь в себе» познаваема.

6. Материя и система

Введенский учил своих слушателей, что

«материя есть гипостазированная абстракция вроде платоновских идей; эмпирически реальны одни лишь тела» (Введенский 1996: 161).

Естественно, что и идеи материи Лосский не обходит вниманием.

Материю он также понимает широко. По его суждению, психический процесс – такая же материя, как и любая вещь; философия понимает «вещи» на горизонте «объектов». Материя есть триединство непроницаемости (= вещество), силы (= энергия) и массы как проявление действующей силы (= информация). В скобках стоят терминологические эквиваленты современной теории материи; проницательность Лосского в отношении к идеям современной нам физики поразительна. Правда, идеал-реализм исходит из другой триады (из толкования православной Троицы), но в сущности как гносеологический масштаб это одно и то же.

Н.О. Лосский не ограничивается определением материи, он утверждает, что материя – не субстанция, а процесс (Лосский 1919: 190), причем все признаки и качества материи относительны и взаимозаменяются в процессе развития. Развитие есть основной закон единого целого, ему подчинены все явления сущего.

Представим это теоретическое утверждение Лосского на вполне случайном (у Лосского его, конечно, нет), но убедительном примере, связанным с развитием системы гласных в старорусском языке.

После утраты редуцированных гласных и разрушения древнерусской системы гласных фонем (а фонемы – идеальные сущности, которые явлены в звуках речи) притяжением и отталкиванием в фонемном пространстве общего уровня звуковые единицы (оттенки фонем) создали градуальный ряд типа [ê – e – o – ô], и только когда в соревновании различительных признаков победил признак огубленности («энергия действия», которая приходит извне, из системы фонем), образовалась граница между огубленными и неогубленными звуками – и все оттенки звуковой массы стали массой (явлением) двух самостоятельных фонем (идей, сущностей): [e – o]. Все три элемента «материи» сыграли свою роль в развитии нового единства системы. Точно так же происходит всякое вообще перестроение фонемных различительных признаков в границах общего целого – системы. Возникновение общей теории фонем в русской теоретической лингвистике определенно связано с теми идеями русских философов, которые работали в русле «реализма». Это касается и И.А. Бодуэна де Куртенэ и особенно H.С. Трубецкого.

После этого отступления от темы вернемся к Лосскому и его пониманию системы.

Систему Н.О. Лосский понимает как системность:

«Наш опыт есть созерцание системности, упорядоченности мира» (Лосский 1919: 136)

– и, следовательно, именно в этом заключается прорыв к «вещи в себе». Ее трансцендентность преодолевается через интенции на систему «вещей в себе», через отношение их друг к другу, а не в изолированном их предъ-явлении. Важна не вещь как объект, а объективированное отношение элементов целого.

«Сразу с полною убедительностью материальная природа предстает как единое органическое целое, если обратить внимание на то, что мировое пространство есть органическая система, в которой каждая точка и всякое место существует не иначе, как во взаимном соотношении с остальными точками и местами» (там же: