Такова аксиология Лосского. Она полностью укладывается в представления русских мыслителей, начиная с эпохи средневековья и основанные на градуальности этических признаков: всегда маркировано Добро и доброе, а понижение его степеней в явленности мира и дает Зло, злое – зло как отсутствие добра. Аллюзий к средневековым понятиям и представлениям у Лосского довольно много. Все они основаны именно на градуальных оппозициях.

Лосский говорит о трех типах интуиции, и каждая из них определенным образом соотносится с соответствующей содержательной формой. Чувственная интуиция является в образе, интеллектуальная – в понятии, а их синтез открывает путь для символа (постигается в мистической интуиции) (Лосский 1995).

Очень важно первое утверждение Лосского:

«Согласно интуитивизму каждое чувственное восприятие есть не чисто чувственное: оно всегда пронизано нечувственными данными интеллектуальной интуиции» (Лосский 1919: 140).

В этом отличие от Канта, который разводил оба источника познания.

Второе утверждение Лосского также ценно.

Если речь идет о со-знавании, co-знании, со-вести и т.п., то возникает и мысль о co-бытии. Для Лосского событие есть бытие во времени («назовем все, что имеет временную форму, словом событие»), а процесс понимается как ряд событий (пространственный их ориентир). Только понятие в состоянии создать идеальное бытие (идею); все, что есть вне времени – это идея, созидающая цельность и единство тождественной вещи. Понятие, конечно, не «создает», а только являет, указывает в явлении то, что выступает содержательным в концепте – в идее (идеальное бытие). Лосский не понимает ученых:

«Боясь метафизики, сторонники мнимой научности отвергают идеальное бытие и для объяснения такого факта, как общие понятия и общие суждения, строят сложные теории номинализма или концептуализма, стараясь выколдовать из единичных данных опыта суррогат идеального бытия» (Лосский 1992: 204).

Идея развития и предполагает уже описанное отождествление содержательных форм друг в друге («всё во всём») посредством изменения типов интуиции. В действительности интуиция одна, она либо есть, либо ее нет. Но в конкретном идеал-реализме и интуиция предстает в конкретных своих формах, как чувственная, интеллектуальная и мистическая. Смысл познания, по Лосскому, заключается в том, чтобы путем всё более глубокого анализа постепенно исключать из представления об Я, как проявления объемлющего весь мир сверхиндивидуального, сначала тело, затем одежды, потом душевные и прочие переживания и т.п., чтобы,

«наконец, довести анализ до той глубины, при которой мы наблюдаем Я как сверхвременного (и сверхпространственного) субстанциального деятеля, не искажая понятия о нем никакими примесями» (там же: 177).

В подобном следовании мысли Лосский видит свое отличие от «других форм феноменологизма». Движение мысли направлено не от вещи к идее, а наоборот, «сверху вниз», от идеи к вещи.

Третье важное уточнение, данное Лосским, касается непосредственно языка; оно дано при обсуждении философии имени у Лосева.

Лосский особое внимание уделяет именно мистической ипостаси интуиции, поскольку с ее действием связано осмысление символа.

«Раскрытый эйдос сущности есть символ; он не содержит в себе всей своей сущности, ибо он „более невыразим и глубже, чем его видимость“, но одновременно вся сущность полностью в нем пребывает, так как благодаря именно этому постоянному повсеместному, цельному пребыванию становится возможной эта видимость в форме обособленного единства.

Сущность как эйдетический символ, полный значения, есть внутреннее слово мира; оно необходимо дополняется внешним словом, в том случае, если оно переходит в свое материальное „инобытие“ (или как материя) и становится воплощенным фактом; в теле достигается окончательная реализация» (Лосский 1991: 375).

«По этому учению весь мир есть слово».

Так престарелый философ обращается к содержательной форме, которая прежде не была предметом его рассмотрения.

9. Синтез в слове

Может сложиться впечатление, будто слово для интуитивиста не важный элемент в процессе познания, поскольку, во-первых, слово тоже данное, и, во-вторых, именно с точки зрения «слова» интуитивист и мыслит единство конкретного дерева и реальной идеи «дерево». Лосский потому и интуитивист, что интуитивно исходит из содержательных форм слова, доверяясь им в их квалификации идеи-концепта.

«Логическое познание имеет дело с элементами, которые были дифференцированы из целого; оно всегда бывает абстрактным и относится к более низкому уровню бытия, дискретно и безжизненно; оно дано нам через посредство созерцательной интуиции» (там же: 341).

Именно в таком случае и возникает потребность в синтетической необходимости.

«Существует глубокое различие между аналитическою и синтетическою необходимостью. Аналитическая необходимость имеет мертвенный характер: она состоит в том, что возникшая и осуществленная уже действительность <…> остается вечно тожественною и не противоречащею себе. Эта мертвенность не удивляет нас: аналитическая необходимость присуща бытию, поскольку мы его рассматриваем как готовый продукт сил, не выходя за его сферу ни в область его причины, ни в область его действий; при таком рассмотрении самое жизненное бытие, кипящее творческими силами, стоит перед нами как нечто мертвое, или что-то такое, что, просуществовав, быть может, одну секунду, навеки остается тожественным себе в безвременном целом мировой действительности. Совершенно иной характер имеет синтетическая необходимость. Она состоит в том, что некоторое бытие A, во-первых, принуждает меня признать, что оно налично, и, во-вторых, выводит меня за свои пределы, именно заставляет признать также наличность некоторого B, которое вовсе не содержится в A как элемент, а происходит из A и следует из него. Эта необходимость есть не что иное, как раскрытие силы; она обладает свободным и творческим характером: она свободна, поскольку обусловливается собственною природою самого познаваемого бытия, она – творческая, поскольку из одного бытия необходимо следует другое, отличающееся от первого (по содержанию. – В.К.).

Реальная синтетическая необходимость есть первоначальный критерий истины. Мы совершаем открытия именно тогда, когда руководимся ею, так как усматривать реальную необходимость – это значит следовать за потоком реальной жизни самой природы, развертывающей всё новые и новые формы бытия. Мало того, мы понимаем открытую нами действительность именно потому, что реальное присутствие ее в процессе знания дает нам возможность следовать за реальным потоком ее жизни» (Лосский 1991а: 329).

Синтетическая необходимость открывает, начиная поток откровений. Не в анализе, а только в синтетическом суждении можно постичь сокровенный смысл идеи-сущности-концепта (сколько имен накопила традиция, и это – не все из них).

«Синтетическое зрения, необходимое, чтобы видеть целость даже такого сравнительно простого предмета, как живое человеческое лицо, слабо развито у нас. Еще менее развито оно в отношении к предметам высшего порядка, таким как Народ, Нация, Человечество. Для нашего трехмерного ума идея человека есть только общее понятие, только класс,