Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К нему в комнату вошел Трэверс. Решительный, но порядком измотанный. Прежде, чем он начал задавать те же вопросы, что и мракоборцы до этого, Нобби выпалил:
— Она жива?
— Да, — лаконично ответил Трэверс, но ещё до того, как Лич успел облегчённо выдохнуть, добавил: — Но в очень плохом состоянии.
Мужчина снова спрятал лицо в ладонях.
— Как долго меня ещё будут держать здесь? — спросил он; голос звучал глухо, будто из глубокого тёмного колодца.
— До тех пор, пока не будет найден преступник. На вас распространяется протекция, как на работника Министерства. Мы вынуждены обеспечивать вашу безопасность, — как-то отстранённо проговорил Уолтер, неприятно выделив слово вынуждены.
Возражений у Нобби не нашлось — это не имело смысла, своими спорами он только испортил бы отношения с мракоборцами, а он не имел на это права, если планировал в будущем сотрудничать с ними. Если планировал стать Министром Магии.
Приосанившись, Лич коротко кивнул. Трэверс, увидев, что маг пришел в себя, начал процедуру допроса.
***Его продержали в мракоборческом центре порядка трёх дней, если не считать первой ночи. Он был под охраной до тех пор, пока его показания вдруг не оказались недействительными.
Антонин Долохов, с которым, как выяснилось, он столкнулся на улице после выхода из Министерства в тот самый день, и волшебник, напавший на Гермиону — оказались разными людьми. Нобби находился на приличном расстоянии от драки, и его мозг не сумел зафиксировать лицо нападающего, ведь большую часть времени его взгляд был прикован к девушке. Так ему объяснили.
Сам Антонин Долохов явился в Министерство через пару суток после публикации статьи. Сначала мракоборцы хотели его арестовать, но тот быстро доказал свою непричастность — его алиби подтвердили одни из самых влиятельных чистокровных магов Британии: Абраксас Малфой и Юстин Лестрейндж. К тому же, как оказалось, Долохов был оправдан в Европейском международном суде по делу десятилетней давности, пусть совсем недавно, но это в любом случае давало ему право находиться на улицах.
Лич не был уверен, как стоит вести себя в такой ситуации, но в конечном итоге не стал настаивать на том, что именно Долохов нападал на мисс Грейнджер. Это было бы несправедливо, ведь он действительно разглядел только силуэт нападавшего.
И, тем не менее, он так и не навестил Гермиону, и даже не написал ей, после того, как его отпустили. Нет, писал-то он несколько раз, сидя в своей квартире, но ни одно из писем не отправил, сжигая их магией. Сначала ему было стыдно. Потом он боялся навлечь на себя гнев сэра Гектора. А затем решил, что слишком затянул.
По Министерству, и, в частности, по его Отделу, разносились редкие слухи; их гоняли от человека к человеку (как шарик для пинг-понга, который любит его отец), нападение обсуждали шёпотом: так, чтобы строгий начальник не слышал, что именно обсуждают подчинённые предпочитая работе, но всякий раз, когда обрывки разговоров всё же достигали его ушей, новости всё больше и больше обрастали подробностями. В первый раз Нобби жалел, что так далёк от сотрудников — Дамблдор советовал держать всех на расстоянии. Он узнал, что Гермиона очнулась, лишь спустя неделю.
И всё равно не решился связаться с ведьмой. Поразмыслив, Нобби решил, что лучшим вариантом будет поговорить лично, когда она придёт за порт-ключом в Болгарию, где должен был состояться экзамен на уровень Мастера. Но Гермиона так и не пришла.
Комментарий к Часть 26 POV Нобби
Глава маленькая, но очень хорошо раскрывает Нобби, как персонажа.
Среди читателей были как резко-настроенные негативно, по отношению к нему, так и наоборот. Мне очень интересно, что теперь вы скажете о нём, потому что лично я постаралась окрасить его в серый.
А, ещё, поздравляю с Днём знаний тех, кто идёт в школу или университет — я, кстати, даже не знаю, читают ли меня школьники? Отпишитесь, если вы есть, правда интересно))) удачи всем в учёбе и всё такое, приносите одни пятёрки и радуйтесь жизни! У меня, правда, ностальгии по школьным временам вообще не бывает — кроме математики и физики я ничего не любила, а одноклассники и учителя были препротивнейшими — но, искренне надеюсь, у вас не так, и вам хочется ходить на занятия, даже если ради этого нужно вставать в шесть утра:-(
Глава 27. Традиционные ухаживания
Очнувшись на следующий день, Гермиона чувствовала себя на порядок лучше. Она не собиралась ходить или садиться, но, по крайней мере, просто лежать, разговаривать и дышать ей было вполне комфортно. Для себя она решила, что начнёт подготовку к экзамену уже на следующий день. На сегодня девушка запланировала серьёзный разговор с дядей, а после того, как она извинится перед ним, ей нужно будет обсудить пару моментов с Риддлом, который, к слову, её волновал. Риддл не казался ей человеком, который делает что-то без выгоды для себя — в конце концов он не просто слизеринец, а целый чёртов наследник самого Салазара. Но и Гермиона успела поднатаскаться в хитрости, общаясь с Гектором, — у Риддла было то, что ей нужно, и она планировала это получить. Во что бы это ни встало.
Сам наследник Салазара пришёл только вечером, когда Миранда уже отправилась домой, а Гектор явно держался из последних сил, чтобы не уснуть, но о том, чтобы оставить её одну и речи не шло.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Риддл, выходя из зелёного пламени.
Грейнджер прохрипела в ответ что-то невразумительное.
— Здравствуй, Том, — улыбнулся Гектор. — Спасибо, что пришёл. Я бы обратился к Горацию, но…
— Пустяки, — отмахнулся маг, — отдыхайте, Гектор.
Когда дядя вышел, атмосфера в комнате неуловимо изменилась.
— Как Антонин? — поинтересовалась Гермиона, желая разбавить тишину — заглушающие заклинания Гектора продолжали действовать, скрывая вой ветра и шум дождя.
Риддл взмахнул палочкой, снимая чары конфиденциальности. Грейнджер блаженно закатила глаза и благодарно посмотрела на мужчину, когда звуки непогоды наполнили комнату; он улыбнулся уголком рта, выражая понимание.
— Благодарю, отлично, — маг неопределённо повёл плечами.
— Хорошо, — протянула Гермиона, мысленно пообещав себе, что побеседует с Долоховым лично. — А… Блэк?
Том помрачнел и покачал головой.
— В трауре, — сухо ответил он, проводя ладонью по столу Гектора; он опёрся бедром о поверхность и скрестил руки на груди — закрылся, — мне трудно представить… что именно они чувствуют. Я не… Боюсь мне нечего добавить, мисс Грейнджер, —