Это мой самый ужасный поступок в жизни. Твой дедушка так никогда и не узнал, что мы с Жакобом тайно поженились всего за несколько месяцев до того, как я сбежала из Парижа. Он не знал, что твоя мать была зачата в нашу первую брачную ночь. Делая мне предложение, Тед не догадывался, что возращение Жакоба автоматически аннулировало бы наш с Тедом брак. Я же изначально была к этому готова. И так жила всю жизнь. Готовая бросить его немедленно, вернись ко мне Жакоб. Разумеется, это было чудовищно несправедливо по отношению к Теду. Но выйти за Теда до рождения ребенка означало, что малютка – твоя мать – родится гражданкой Америки. Что она будет свободна. Что никто не сможет поместить ее в концлагерь. А за ее судьбу отвечала я – и это тогда было самым важным, превыше всего прочего. Я не могла позволить себе роскошь отказать американцу. Нужно было спасать твою маму, она же была моим ребенком и – последней частичкой, оставшейся мне от Жакоба.

Мы с твоим дедушкой прожили вместе хорошую жизнь, и я очень сильно любила его, хотя и иначе, чем Жакоба. Я просто не могла не полюбить его – он был прекрасным отцом Жозефине, а потом стал чудесным дедушкой для тебя. Он окружил вас обеих такой любовью, на которую я была неспособна. Мне кажется, сердце разрывалось бы каждый раз, как я видела тебя с ним – если бы много лет назад оно не превратилось в кусок льда. Сама того не желая, я утаивала свою любовь от него, и от твоей мамы, и от тебя, и от Анни.

Боюсь, это единственное, что останется вам от меня в наследство, – холодное сердце.

Я понимаю, что ты видела меня только такой. Но я хочу, чтобы ты знала: так было не всегда. Много лет тому назад я была веселой и свободной. Я любила, всей душой, безоговорочно, и даже не догадывалась, какую страшную боль способна причинять любовь. Как я хотела бы, чтобы ты посмотрела на тогдашнюю меня. Как хотела бы, чтобы ты встретила Жакоба, ведь и он полюбил бы тебя до глубины души. Он бы гордился тобой. Вместо этого я совершила все ошибки, какие только можно – и вот пришло время мне оставить этот мир, а похвастаться нечем.

Я всей душой надеюсь, что ты не повторишь моей судьбы. Я желаю, чтобы ты научилась, смогла открыть свое сердце. Свое я держала на замке много лет, потому что боялась – но это было ошибкой. Жизнь – это цепь возможностей, и нужно иметь мужество использовать их, пока не прошло твое время, не оставив ничего, кроме горького сожаления.

Твоя жизнь еще впереди, у Анни тем более. Научись позволять другим любить себя, моя Хоуп, моя Надежда, ты этой любви заслуживаешь. Научись любить смело, ничего не боясь. Любовь – сила, и куда более мощная, чем ты можешь себе представить. Сейчас и я это понимаю, но, к сожалению, слишком поздно.

Я желаю тебе, милая Хоуп, прожить полную, настоящую жизнь. Проживи ее вольно в стране, где тебе позволено быть тем, кто ты есть. Проживи ее, зная, что Бог существует повсюду, где бы ты ни оказалась, – Он живет среди звезд. Я желаю тебе счастливой жизни со счастливым концом, совсем как в сказках, которые я тебе рассказывала, когда ты была маленькой девочкой. Но ты сама должна стремиться к такой жизни, рваться к ней всем сердцем. Потому что, только любя и имея мужество быть любимой, можно обрести Бога, который существует прежде всего в наших сердцах.

Я буду любить тебя всегда,

Мами

Я дочитываю письмо, заливаясь слезами. Отложив его и обеими руками придерживая плед, шлепаю к задней двери и выхожу на веранду, вдыхая морозный ночной воздух. Я плотнее натягиваю на плечи плед Мами и представляю вдруг, будто это она обнимает меня в последний раз.

– Ты здесь? – шепотом спрашиваю я пустоту. Издалека, возможно с залива, до которого отсюда не больше квартала, доносятся приглушенные возгласы – люди провожают старый год, до окончания которого осталось меньше часа. Я думаю о том, что многое можно начать сначала, и обо всем том, чего уже не исправить.

Подняв лицо к небу, я пытаюсь найти те звезды, на которые всегда смотрела Мами. Сначала нахожу Большую Медведицу – и следую вдоль линии, образованной двумя звездами ковша, как она меня учила, – и наконец, вижу ее, Полярную звезду. Она мерцает над головой, указывая на север. Возможно, приходит мне в голову, она указывает мне, где находится рай. Мне хочется понять, что искала там бабушка все эти годы.

Не знаю, долго ли я стою так, задрав голову к небу, когда замечаю вдруг едва уловимое движение на участке неба между Медведицей и Полярной звездой. Я щурюсь, моргаю и вдруг – я вижу их.

На чернильно-темном фоне, такие бледные, что я едва их различаю, сразу за Полярной звездой, две звездочки летят, уносясь все дальше в небеса. Прежде мне не раз приходилось любоваться звездами: ночи на Кейпе достаточно темные, так что мы можем разглядеть в глубинах неба куда больше звезд, чем остальные жители Восточного побережья. Подростком я подолгу сидела ночами, считая звезды, в надежде увидеть хоть одну падающую.

Но эти звездочки совсем другие. Они не падают. Они уверенно летят своей дорогой сквозь ночной небосклон, сияя и мерцая во мраке, радостно, точно кружатся в танце.

Оторопев, я слежу за их полетом. Звуки Земли – отдаленный смех, чуть слышное бормотание чьего-то телевизора, шум прибоя на берегу – пропадают, и я, окруженная тишиной, смотрю, как звездочки уменьшаются, уменьшаются и, наконец, исчезают совсем.

– Прощай, Мами, – шепчу я, когда они скрываются из вида. – Прощай, Жакоб.

И мне верится, что ветер, поднявшийся в это мгновение, уносит мои слова наверх, к ним.

Я еще с минуту стою, глядя в небо, пока холод не пробирает меня до костей, а потом возвращаюсь в дом и беру с кухонного стола мобильник. Первым делом я звоню Анни и улыбаюсь, услышав ее голос.

– Мам, все в порядке? – спрашивает она. В трубке слышны звуки – праздник в Чатеме в самом разгаре. Там музыка, смех, радость.

– Все отлично, – отвечаю я. – Я просто хочу, чтобы ты знала: я тебя очень люблю.

Анни отвечает не сразу.

– Я знаю, – говорит она наконец. – Я тоже тебя люблю, мам. Я еще позвоню позже.

Я желаю ей хорошо повеселиться и даю отбой. После этого секунд тридцать просто смотрю на трубку, потом листаю список номеров и снова нажимаю на кнопку вызова.

– Хоуп? – Голос у Гэвина низкий и теплый. Я перевожу дыхание.

– Бабушка оставила мне письмо, – начинаю я с места в карьер. – Я только что его прочитала.

Он долго молчит, а я готова убить себя за то, что не умею найти нужных слов.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он наконец.

– В полном порядке, – отвечаю я и понимаю, что это правда. У меня все отлично, и теперь я уверена, что так будет и дальше. Но чего-то все же недостает. Не хочу тратить целую жизнь, дожидаясь, пока все сложится, как это произошло с Мами. А моя мама вообще так ничего и не дождалась. – Прости меня, – торопливо заговариваю я. – Прости за все. За то, что отталкивала тебя. Что притворялась, будто ты для меня ничего не значишь.