В случае особо значимых приемов гости собирались в залах XVIII века — Белом, Тронных и Мраморной столовой. В дни праздников или памятных дат для трапез нижних чинов и прислуги использовались третий этаж центрального корпуса и помещения Кухонного каре.

По распоряжению царя в Гатчинский дворец закупались и привозились из других дворцов живопись, иконы, фарфор. Здесь разместили привезенную из Таврического дворца и дворцовых складов мебель XVIII века, в том числе и вышедшую из мастерской Давида Рентгена, бронзу лучших французских мастеров — часы, канделябры, вазы.

Обстановку приемных залов и кабинета монарх подбирал сам, о чем свидетельствуют отметки в памятных книжках: «Устраивал картины Зичи в Арсенале и вазы в галерее»; «в 3 ¼ был в залах, устраивал старинную мебель»; «устраивал образа в церкви».

С тех пор как семья переселилась в Гатчину, Мария Федоровна была лишена одного увлечения: она очень любила гулять по Невскому. Супруг считал это простительной дамской слабостью и иронизировал по поводу пристрастия Марии Федоровны. У него появился даже «свой» глагол, обозначающий эти прогулки: «Madame vous alles хлыще». Это словечко он производил от слова «хлыщь» («хлыщить»), то есть уподобляться катающимся по Невскому в экипажах хлыщам. Видимо, слово прижилось в семье, поскольку Николай II в своих дневниках в молодые годы частенько употреблял его по отношению к себе.

Из лиц, близких государыне, во дворце жили или приезжали погостить обер-гофмейстерина княгиня Елена Павловна Кочубей, фрейлины графиня Софья Александровна Апраксина, Александра Сергеевна Озерова, сестры камер-фрейлины Аглаида Васильевна и Мария Васильевна Голенищевы-Кутузовы. Навещали императрицу и другие лица, состоявшие при ней и работавшие под ее началом.

Еще в Петербурге, в Аничковом дворце, в семье Александра III сложилась традиция вечерних семейных чтений. В Гатчине эта традиция продолжилась. По свидетельству современников, Александр III очень любил Гоголя, следил за новинками современных писателей и охотно читал вслух и чуть ли не каждый день императрице Марии Федоровне и детям.

Ратники государственной безопасности

Караул во дворце несли лейб-гвардии Кирасирский полк, занявший одиннадцать внутренних и девятнадцать наружных постов, и полуэскадрон, то есть шестьдесят четыре всадника. В первые полтора месяца пребывания государя в Гатчине ежедневно в дворцовом наряде было около ста семидесяти человек.

В помощь кирасирам в Гатчину был переведен Терский эскадрон Собственного Его величества конвоя, а из Варшавы вызван Кубанский дивизион. Эти отряды сменяли кирасир через день на постах внешней охраны и выставляли усиленные посты внутреннего караула. Кроме того, была сформирована особая охранная команда от гвардейских полков — Сводно-гвардейская рота. Из Санкт-Петербурга в Гатчинский дворец переводились специальная дворцовая полицейская команда и отряды полиции.

Для входа во дворец завели пропуска нового образца с фотокарточками. Осмотр комнат Арсенального каре (комплекс залов XIX века, где жил император) без высочайшего согласия не допускался. В крайнем случае приехавшим гостям позволялось осмотреть Главный корпус (залы XVIII века). Были во дворце и секретная часть, и морские минеры под руководством лейтенанта А. Смирнова. Все несшие службу в городе и во дворце стали на тринадцать лет ближайшим окружением императорской семьи: они участвовали в праздниках, богослужениях, театральных представлениях, приемах, охотах и прогулках. Иными словами, этим людям было вверено спокойствие империи.

Переезд в Гатчину спутал революционерам на время все карты. Страсти улеглись, и «Гатчинский дворец стал, наконец, тем, чем он должен был быть, — местом трудов самого занятого человека России».

Известно, что самого Александра III усиленная охрана ставила в неудобное положение, обременяла и тяготила. Например, узнав об очередном увеличении охраны, Александр III послал начальнику охраны императора генералу П. А. Черевину бумагу следующего содержания:

«Несмотря на мои частые повторения, что я не желаю, чтоб, когда я выезжаю, за мною ездили мушары и проч., я опять замечаю, что приказание мое не исполняется. Я не знаю, Ваши ли это люди или Грессера (генерал-адъютант, петербургский градоначальник в 1882–1892 годах. — А. М.), но прошу распорядиться, чтобы этого более не было, как мера совершенно лишняя и, конечно, ни к чему не ведущая. Я разрешил Грессеру, когда он находит нужным, самому иногда следовать за мною, когда известно, куда я еду, но кроме него я не разрешаю никому, потому что считаю эту меру глупою и весьма неприглядною.

Когда я еду по заведениям или госпиталям, всегда все полицейское начальство той местности является туда, и, конечно, этого достаточно. Прошу в этот раз сделать распоряжение раз и навсегда, и чтобы не приходилось мне повторять это каждый год снова; мне это надоело. Я никогда не мешаю Вам и Грессеру принимать меры, которые Вы находите нужными, но следовать за собой положительно запрещаю».

В то же время император понимал, что спокойствие в стране во многом зависит от безопасности царской власти, уверенно исполняющей свой долг. Потеряв одного властелина России, нельзя рисковать потерей следующего.

Анна Федоровна Тютчева, бывшая многие годы фрейлиной императрицы Марии Александровны, посетила Гатчину после переезда туда императорской семьи и подметила в Александре III некоторые изменения:

«Я знала государя с детства… — с этого раннего возраста отличительными чертами его характера всегда были большая честность и прямота, привлекающие к нему общие симпатии. Но в то же время он был крайне застенчив, и эта застенчивость, вероятно, вызывала в нем некоторую резкость и угловатость… В его взгляде, в его голосе и движениях было что-то неопределенное, неуверенное…

Теперь… у него появился этот спокойный и величественный вид, это полное владение собой в движениях, в голосе и во взглядах, эта твердость и ясность в словах, кратких и отчетливых, — одним словом, это свободное и естественное величие, соединенное с выражением честности и простоты, бывших всегда его отличительными чертами. Невозможно, видя его… не испытывать сердечного влечения к нему и не успокоиться, по крайней мере, отчасти, в отношении огромной тяжести, падающей на его богатырские плечи; в нем видны такая сила и такая мощь, которые дают надежду, что бремя, как бы тяжело оно ни было, будет принято и поднято с простотой чистого сердца и с честным сознанием обязанностей и прав, возлагаемых высокой миссией, к которой он призван Богом. Видя его, понимаешь, что он сознает себя императором, что он принял на себя ответственность и прерогативы власти».

Во все время пребывания в Гатчине императором принимались судьбоносные для страны решения. Гатчинский дворец стал центром правительственной деятельности: здесь проводились совещания, утверждались новые назначения, решались все государственные проблемы, как внутренней, так и внешней политики.

21 апреля 1881 года в Гатчине прошло очередное заседание Кабинета министров. В совещании участвовал и великий князь Владимир Александрович.