могло быть, если бы бывший советник точно знал, где хранится корень тэрде, и теперь наш подозреваемый спешил избавиться от опасного порошка. Нет, он именно обыскивал, словно хотел убедиться, что ему действительно никто не подкинул отраву, а ягиры попросту ее не заметили. Об этом донес наш осведомитель, приставленный к Илану.

Он же рассказал, что после того, как бывший советник перевернул собственный дом, он пошел к старшему брату – Нихсэту, где пробыл до призыва явиться на поляну, куда братья и направились вместе. После поляны вернулся к себе и до следующего дня за пределы своего подворья не выходил. А утром навестил Хенар, и, о чем они говорили, узнать уже было невозможно.

Однако с тех пор Илан еще пару раз ходил к вышивальщице в отсутствие Мейлик. С третьей же женой не встречался пока ни разу, и сама она к бывшему советнику мужа не спешила. А после визитов к Хенар Илан опять шел к Нихсэту, но старший брат ни с кем из двух женщин так ни разу и не увиделся. И толковать всё это можно было как угодно. Ответить могли бы сами подозреваемые, но они этого делать как раз не собирались, а я не спешила обнаружить, что все они находятся под пристальным наблюдением.

– А Керчун? Он что-то узнал? – спросила Эчиль, выдернув меня из размышлений.

Вопрос о Керчуне легко объясним. С ним мы встретились после того, как я посетила Хенар и узнала о торговце сладостями. Мы тогда, как и собирались, со свояченицей отправились на курзым. У меня не было возможности рассказать ей о разговоре с вышивальщицей и ее откровениях, и потому мое целеустремленное шествие к ряду, где располагались торговцы сладостями, немало удивило первую жену.

– Ашити, тебе хочется сладостей? – спросила она, когда заметила, что я сильно замедлила шаг.

– Каанша, слаще моего товара не найдешь, – широко улыбнулся мне иртэгенец Миньхэ.

Этот мужчина был, конечно, молод и даже высок, но худощав и нескладен. К тому же на курзым он приходил каждый день, и я прекрасно знала его. Думаю, и Хенар он давно примелькался, потому что был всегда словоохотлив, товар свой расхваливал громко, почти не закрывая рта.

– Что же у тебя есть примечательного, уважаемый Миньхэ? – спросила я с улыбкой.

– Всё! – воскликнул торговец. – А вкусней всего азары, держи, каанша.

Он протянул мне четыре названные сладости, и я полезла за деньгами, но Миньхэ возмущенно махнул рукой:

– Что ты! Угостить четырех каанш – это ли не радость? Да еще таких красавиц. Мне и спасибо одного хватит да милости Отца. Пожелайте, улыбнитесь, и мне того на целый день хватит.

– Милости Белого Духа, Миньхэ, – легко рассмеялась я и приняла угощение. А после все-таки протянула монету: – Юглус не каанша, но мой добрый друг. Ты нас угостил, а я его угощу, дай еще азары.

– Держи, – получив плату разом за все сладости, ослепил меня очередной улыбкой кондитер и вручил еще одну азары.

Азары – это засахаренный стебель одноименного растения. Его надрезали, чтобы сок, по тягучести и сладости напоминавший сироп, стекал в миску. Сок азары смешивали с соком кисловатого имшэ, что убирало излишнюю приторность и придавало пикантную нотку, а после опускали в эту смесь стебли. Давали пропитаться, вытаскивали, посыпали семенами того же азары и, насадив стебли на палочки, держали их над огнем. Смесь соков застывала подобно карамели, семечки поджаривались, и азары были готовы. О-о, это было восхитительное лакомство! Хрустящая кисловато-сладкая корочка скрывала под собой более сочную сладость стебля. Грызть азары было непередаваемым удовольствием!

Попробовав их впервые, я пришла в искренний восторг и, когда появлялась на курзыме, обязательно покупала несколько штук, но обычно уже по пути домой. Потому не было ничего удивительного в том, что Миньхэ предложил мне именно их. И все-таки я прежде осторожно надкусила свою сладость, отыскивая подозрительную горчащую нотку, но вкус лакомства не был ничем испорчен, и я раздала остальные азары своим спутникам. Юглус одарил меня укоряющим взглядом, понимая, почему я не спешила угостить ни его, ни Эчиль с дочерями, но промолчал, а я улыбнулась:

– Я бы не стала есть, если бы мне что-то не понравилось, – заверила я.

– И все-таки надо было дать мне первому, – возразил ягир, – для того я и хожу с тобой, чтобы уберечь от беды.

– Что такое? – насторожилась первая жена, услышав наш негромкий разговор.

– Я позже тебе расскажу, – сказала я и вернулась к улыбчивому кондитеру. – Скажи мне, уважаемый Миньхэ, часто ли приезжают торговать к нам сладостями из других таганов?

– Бывает, каанша, – ответил мужчина. – Но с платьями едут чаще. Сласти – такой товар, что его еще довезти по солнцу надо, а в дождь и везти незачем, всё равно на курзыме мало народа.

– Не перебивают ли цену? – задала я новый вопрос, чтобы дать обоснование своему любопытству.

– Меня не перебьешь, – улыбнулся Миньхэ. – Я свой. Меня знают, потому ко мне придут.

– Хорошо, – улыбнулась я. – Пусть духи не оставят тебя благоволением.

– И тебе их добра, каанша, – склонил голову иртэгенец, и мы пошли дальше.

Сегодня я не обходила весь курзым. Когда прилавки со сладостями закончились, я, похрустывая азары, направилась к конторке Керчуна. Устроился мой смотритель весьма удобно. Он приспособил старый сарай, который постепенно обновлялся и улучшался, под свою мастерскую, что позволяло не только следить за рынком, но и заниматься любимым делом. Там же имелся закуток, где стоял большой неподъемный сундук-сейф, а в нем прятались сундучки поменьше.

В одном хранились свитки, где уважаемый смотритель отмечал происшествия и события, произошедшие на курзыме. В другом – сведения о приезжих торговцах. Письмом Керчун владел неплохо. В третий сундучок он собирал небольшую пошлину, которую взимал с приезжих, иртэгенцы и жители окрестных поселений торговали бесплатно. Ну и еще в одном лежала плата за те заказы, которые делали люди ему как плотнику. Но это уже частности. Главным было то, что он мог дать мне информацию по торговцу сладостями, который всучил Хенар отраву. По крайней мере, я надеялась на это.

Смотритель был на месте. Его мастерская встретила нас запахом свежеструганного дерева и бранью, которую уважаемый Керчун щедро изливал на своего юного подмастерья, взятого в обучение совсем недавно. За бранью послышался звук увесистой затрещины и тихий бубнеж, а следом и полное надежды:

– Каанша!

Керчун развернулся на пятках и заметил гостей. Паренек одарил меня взглядом, полным обожания – как-никак мое появление спасло недоросля от дальнейшей взбучки.

– Работай, – велел ему суровый мастер и направился в нашу сторону. – Милости Отца, каанша, – поздоровался