На какое-то мгновение он вновь увидел Анну, которую забыл предупредить: она была мгновенно околдована, губы ее раздвинулись в хищном оскале. Позади нее огромный васк разразился свирепым смехом: наконец-то его ненависть к берандийцам будет удовлетворена! Один из бриннов зарычал, смысл его прерывистых слов не доходил до Акки, но он и не старался их понять.

Теперь все кричали, и он тоже; из толпы женщин поднимался долгий, меняющийся по тональности жалобный вопль.

Позже он не смог восстановить ход событий. Он помнил, как Анна выдергивала свой дротик из тела пленника, на которое наступила обнаженной ногой, смутно помнил, как сам наносил удар за ударом. Внезапно все кончилось. Он очнулся, стоя под луной, задыхаясь, пот струился по его телу. Их было четверо на огромной площади, четверо живых. Пыль почти впитала большие темные лужи.

Он содрогнулся, злясь на бриннов, но больше – на самого себя. Сидя на земле, Анна плакала, тупо глядя на свой дротик, окровавленный до половины древка. Один Отсо оставался бесстрастным.

– Хороший был танец, – сказал старый бринн. – Мы победим!

Акки смотрел на него без страха. Этот бринн был стандартным продуктом своей цивилизации или своей дикости, если угодно. Тот же самый вождь, который только что убил или заставил убить четырех безоружных пленных, чуть раньше принял васков так, как подобает союзнику. Так же он принял и берандийцев, благородных берандийцев, которые уничтожали или обращали в рабство его народ. Акки наклонился к Анне, поднял ее и сказал:

– Оставьте угрызения совести, вашей вины в этом нет. Во всем виноват я. Мне следовало предвидеть наличие у бриннов эффекта Пьессина. Вы были не в себе!

Разрыдавшись, она прижалась к его груди:

– Пойдемте, Акки! Оставим это место!

Она увлекла его к берегу. На освещенном поднявшейся луной озере были легкие волны. В маленькой бухте, раскачивая высокую траву, замирал легкий бриз. Они сели на выступ скалы.

– Завтра днем все это покажется вам дурным сном. Забудьте это!

– Как я смогу забыть?

– Сможете, уверяю вас! Эффект Пьессина не имеет длительного воздействия на сознание. Через несколько дней все это станет для вас лишь ужасной историей, рассказанной кем-то давным-давно, а не тем, что вам довелось пережить.

– Вы мне это обещаете?

– Конечно! Я много раз испытывал этот эффект у хиссов, правда при менее жутких обстоятельствах.

– Я вам верю, Акки! Вы так много знаете!

– Не больше, чем другие. Вы и сами могли бы узнать очень многое, если бы, по воле случая, родились в одном из наших миров. Я часто думаю…

– Говорите!

– Что ж… Я часто думаю: как досадно, что все ваши достоинства растрачиваются на жалкие интриги затерянного мира, тогда как вы, мне кажется, рождены для больших дел. Но еще не поздно, Анна. За несколько лет вы смогли бы наверстать упущенное. У нас на Новатерре есть великолепные учебные заведения. Технические средства в них таковы, что одаренный человек вроде вас…

– А мой народ, Акки?

– Ха! Что значат несколько тысяч человек, которые, должен сказать, показались мне не особенно стоящими, очень немногих!.. Мы, возможно, могли бы… Мне остается выполнить только еще одну миссию – и я смогу перейти на работу в центральную администрацию или же стать преподавателем в каком-нибудь университете.

– Что это, признание в любви?

– С того самого дня, как я увидел вас на вершине вашей башни… У меня нет большого опыта, Анна. Я все время перелетаю с одной планеты на другую, думая о счастье других и никогда – о своем собственном, зачастую принося несчастье ради счастья в будущем.

– А почему бы вам не остаться со мной, Акки? Почему бы нам вместе не повести берандийцев к светлому будущему?

Он вздохнул:

– Увы, это невозможно! Даже если я перестану быть координатором, я должен служить Союзу человеческих миров, и Большой совет не согласится с тем, чтобы я посвятил себя одному человеческому сообществу! Я своего рода офицер, Анна. Ах! Если бы ваш народ был народом целой планеты. И даже… И потом, ваши люди меня все равно не примут. Тем не менее хочу вам сказать, что до вас не встречал женщины, на которой был бы счастлив жениться, если бы это было возможно.

– Ох, Акки, и почему так вышло, что я – герцогиня Берандии, а вы – галактический координатор? Почему?

– Вопрос не новый, это одна из старых трагедий, которые разыгрывались на всех планетах! Пойдемте, Анна. Что бы ни случилось, сохраните вот это.

Он надел ей на палец свое кольцо координатора, на котором горела двойная бриллиантовая спираль – символ одной из галактик.

– Спираль, Анна. Символ Союза человеческих миров. Наш знак координаторов, которых называют также отшельниками!

На следующий день, изнуренные нервным потрясением, они проснулись не так рано, как обычно, но в десять утра Техель-Ио-Эхан послал за ними.

– Идемте. Вы увидите доказательство, о котором просили.

Их ждала длинная пирога, в которой разместилось двенадцать могучих бриннов. Они поплыли к нижнему озеру. Вождь сидел на носу.

– Ну что, Анна, хорошо спали? – спросил Акки.

– Да. Как вы и обещали, теперь все кажется мне лишь сном. Кроме этого…

Она повела пальцем из стороны в сторону – и кольцо засверкало в лучах солнца.

– Вероятно, это тоже лишь сон, – печально сказал он.

С уст старого бринна сорвался короткий приказ. Пирога повернула и вышла с глади озера в один из протоков, глубоко вдававшийся в материковую часть владений бриннов. Затем в течение нескольких часов они плыли по узкой речушке с медленными водами. Никто не разговаривал, слышны были только прерывистое дыхание бриннов, согнувшихся над веслами, шум воды, рассекаемой носом пироги, и время от времени унылые, протяжные крики птиц кейтенбура, сидевших на вершинах деревьев. Река теперь текла между высокими утесами. Подняв глаза, Акки заметил прерывистые дымки костров, передававшие сигналы, и – черные на голубом фоне – крошечные головы воинов, следивших за их продвижением: то были наблюдательные посты бриннов.

Подплыв к водопаду, они выбрались из пироги. Пройдя по прибрежному склону, через спутанный кустарник, который приходилось прорубать ударами сабель из твердого дерева, они вышли к большой осыпи: та поднималась над рекой, насколько хватало глаз, соединяясь с отвесными скалами. Затем вновь спустились к реке, прорезавшей глубокое ущелье в древних аллювиальных отложениях. Техель-Ио-Эхан сошел по крутой тропинке почти до быстрого потока, показал на основание утеса, который поднимался прямо над их головами, – утеса из песчаника и конгломератов, где обкатанные голыши впаялись в скалу, – и крикнул:

– Смотри!

Акки оглядел срез. Хотя он не был специалистом в геологии, его научная подготовка была достаточно высокой. Перед ним находилась залежь ископаемых громадной ценности. Сильно минерализованные скелеты, наполовину высвобожденные эрозией, не были знакомы ему. Однако он легко нашел несколько грубых, высеченных из камня орудий, а немного поодаль – разбитый череп. Многих частей не хватало, тем не менее песчаник сохранил великолепный слепок. Бесспорно, то был череп гуманоида, еще очень примитивного, с тяжелой нижней челюстью и низким лбом. Вождь указал на него с гордостью.