Сколько дней он шел и кто были люди, дававшие ему приют и помогавшие иным образом? Ходят разные слухи — о птицах, приносивших ему пищу, о летучих мышах, указывавших путь в ночной темноте, о хищных зверях, не трогавших его, когда он разделял с ними логово. Все это легенды, но едва ли они искажают тот факт, что Кельдерек, неспособный сам о себе позаботиться, остался в живых благодаря помощи, которую получал без всяких просьб со своей стороны. Чужая беда легко вызывает сочувствие, когда очевидно, что страдалец совершенно безобиден, и даже если он вооружен — кто испугается человека, который ковыляет себе с посохом, глазея по сторонам и улыбаясь солнцу? Одни по одежде принимали Кельдерека за солдата-дезертира; другие говорили: «Нет, должно быть, он слабоумный бродяга, укравший где-то солдатскую форму или в нужде своей раздевший мертвеца». Однако никто ни разу не обидел его и не прогнал прочь — несомненно, потому, что выглядел он совсем слабым, еле-еле душа в теле, и никому не хотелось своим безучастием приближать смерть горемычного доходяги. Двое или трое из тех, кто разрешил Кельдереку переночевать в своем сарае или надворной постройке (как, например, жена привратника в поместье Смарра Торруина, губернатора Предгорья), даже пытались уговорить его отдохнуть подольше, а потом, глядишь, и найти какую-нибудь работу, ибо война забрала много трудоспособных мужчин. Но он — даром что благодарно улыбался, а другой раз даже играл с детьми в пыли — явно почти ничего не понимал, и доброжелатели лишь качали головой, когда он наконец брал свой посох и отправлялся дальше своим путем. Двигался Кельдерек по-прежнему на восток, но за день теперь преодолевал всего лигу-полторы, поскольку часто подолгу сидел на солнце в пустынных местах и большую часть времени шел не по дорогам, а по безлюдной равнине вдоль предгорий, интуитивно чувствуя, что именно здесь он может случайно встретить полузабытого могучего зверя, которого вроде бы когда-то потерял и который имеет крайне важное отношение к его жизни, хотя какое именно, он не помнил. Человеческие голоса, порой долетавшие издали, нагоняли на него дикий страх, и он старался держаться подальше от деревень, хотя один раз пошел на поводу у подвыпившего пастуха, который привел его к себе домой, накормил, а потом то ли взял в качестве платы, то ли просто отобрал у него меч.

Вечером на пятый или шестой день странствия, медленно поднявшись на гребень невысокой гряды, Кельдерек увидел внизу крыши Кебина Водоносного — славного города-крепости, с фруктовыми рощами, примыкающими к нему с юго-запада, и длинным извилистым водохранилищем, расположенным к северу от него, между двумя зелеными отрогами. Подернутое чешуйчатой рябью от ветра, сверху оно походило на какое-то диковинное гибкое животное, запертое за дамбой с ее воротами и шлюзами. Место было оживленным: и в пределах городских стен, и за ними наблюдалось деловитое движение. Кельдерек сидел на склоне, задумчиво уставившись на скопление хижин и струи дыма, плывущие над лугами за городом, когда вдруг заметил среди деревьев группу солдат — человек восемь или девять, — идущую по направлению к нему.

Он живо вскочил на ноги и бросился навстречу, приветственно вскинув руку и крича:

— Стойте! Стойте!

Мужчины остановились, удивленные повелительным тоном оборванного бродяги, и обратили недоуменные взоры на своего тризата, старого вояку с глуповатым добродушным лицом, который производил впечатление человека, поднявшегося по службе до самой высокой должности, на какую мог рассчитывать по своим способностям, и теперь не мечтающего ни о чем, помимо спокойной, безбедной жизни.

— Что это значит, триз? — спросил один из солдат, когда Кельдерек остановился перед ними со сложенными на груди руками, обводя всех оценивающим взглядом.

Тризат сдвинул кожаный шлем на затылок и потер лоб ладонью.

— Не знаю, какая-то нищебродская уловка. Слышь, малый… — Он положил ладонь Кельдереку на плечо. — Тебе здесь искать нечего, так что проваливай подобру-поздорову, будь умницей.

Кельдерек дернул плечом, сбрасывая руку, и в упор посмотрел на тризата.

— Солдаты… — твердо произнес он. — Сообщение… Бекла… — Он умолк и нахмурился, когда мужчины подступили ближе, а потом снова заговорил: — Солдаты… сенандрил, владыка Шардик… Бекла, сообщение… — И снова остановился.

— Он нам голову морочит, да? — подал голос другой мужчина.

— Да непохоже что-то, — ответил тризат. — Сдается мне, парень со смыслом говорит. Сдается, он понимает, что мы не знаем его языка.

— А что за язык-то?

— Ортельгийский, — проворчал первый солдат, сплевывая в пыль. — Что-то насчет его жизни и какого-то послания.

— Тогда, может, и впрямь что-то важное, — сказал тризат. — Если он ортельгиец, может, у него какое-то сообщение для нас из Беклы. Ты можешь объяснить, кто ты такой? — обратился он к Кельдереку, который встретил его взгляд, но ничего не ответил.

— Мне так думается, он действительно пришел из Беклы, но у него отшибло соображение… ну там от страшного потрясения или еще по какой причине, — предположил все тот же мужчина.

— Ладно, так и постановим, — кивнул тризат. — Он ортельгиец. Возможно, тайный агент повелителя Эллерота Однорукого. И либо эти скоты в Бекле жестоко пытали его — ведь что они сотворили с баном, сожгли руку к чертовой матери, ублюдки! — либо он помешался рассудком, пока шел аж из самой Беклы, чтобы найти нас.

— Он же едва на ногах держится, бедняга, — сказал смуглый мужик, опоясанный широким кожаным ремнем саркидской работы, с изображением хлебных снопов на пряжке. — Должно быть, шел, пока силы не кончились. Все-таки путь неблизкий, мы тоже при всем старании не прошли бы на север многим дальше, верно?

— Ладно, — сказал тризат, — как бы там ни было, надо взять малого с собой. Я должен доложиться до заката, а тогда пускай капитан с ним и разбирается. Слушай… — Тризат повысил голос и заговорил очень медленно, чтобы чужеземец, стоящий в полутора локтях от него, понял незнакомый язык. — Ты… пойдешь… с нами. Ты… передашь… сообщение… капитану. Понятно?

— Сообщение, — повторил Кельдерек на йельдашейском. — Сообщение… Шардик. — Он умолк и надсадно закашлялся, опираясь на посох.

— Все в порядке, не волнуйся, — ободряюще сказал тризат, затягивая и застегивая ремень, который ослабил для разговора. — Мы… — он обвел рукой своих солдат, — отведем… тебя… в город… капитан… так? Вы бы помогли бедняге, — добавил он, обращаясь к двоим мужчинам, стоявшим рядом. — Иначе мы и к утру не доберемся.

Кельдерек, поддерживаемый с двух сторон солдатами, двинулся вниз по склону. Он обрадовался помощи, оказанной достаточно уважительно: никто ведь не знал, какого звания человеком он может оказаться. Из всего разговора Кельдерек не понял почти ни слова и в любом случае сейчас отчаянно старался вспомнить, какое сообщение должен отослать теперь, когда наконец отыскал солдат, таинственным образом исчезнувших на рассвете. Возможно, подумал он, у них найдется немного еды.

Основные силы армии стояли лагерем на лугах за стенами Кебина: чтобы не обременять жителей, в городе на постой встали только старшие офицеры со своими помощниками и слугами, а также особые войска, разведывательные и фортификационные, подчиняющиеся непосредственно главнокомандующему. Тризат и его люди, принадлежащие к последним, вошли в городские ворота буквально за минуту до их закрытия на ночь и, не обращая внимания на вопросы товарищей и зевак, провели Кельдерека к дому под южной стеной. Здесь молодой офицер с икетскими звездами на груди осведомился, кто он такой и откуда, сначала на йельдашейском, а потом — увидев, что вопрос остался непонятым, — на бекланском. На это Кельдерек ответил, что у него сообщение. А на просьбу уточнить, что за сообщение, тупо повторил «Бекла» и больше ничего сказать не смог. Молодой офицер, не желая пугать беднягу, чей грязный и голодный вид вызывал у него жалость, отдал приказ помыть его, накормить и уложить спать.