Ведь кое-кому из влиятельных «земляков-белорусов» уж очень не хотелось, чтобы Василий Захарович возвращался в Беларусь после учебы в Академии Генерального штаба. Такая ситуация их вполне устраивала. Только бы там, в Москве, навсегда и оставался. Ведь для некоторых свежеиспеченных «героев» Василий Захарович был своеобразным живым укором…

До 1949 года Корж жил с семьей в Москве, лечился, понемногу отходя от сверхнапряжения военных лет. Отношение к нему было самое уважительное. Со временем Василий Захарович стал чувствовать себя все лучше и лучше, пройдя лечение в госпиталях и санаториях тогдашнего Министерства Вооруженных Сил СССР. Мог бы уже и какую-нибудь высокую должность в московских руководящих структурах занять. Однако верные товарищи из Минска ему писали: «Приезжай, Василий Захарович, будет тебе работа, коль уж распрощался ты с армией». Да и всем сердцем, всей душой был он на Родине, в Беларуси.

А на подмосковной земле, в дачном поселке Купавна, что возле озера Бисерово, оставил он потомкам о себе добротную память: построил своими работящими руками хорошую хату для всех, посадил сад, вырыл колодец. Он никогда не мог сидеть без дела «на завалинке под яблонькой» и везде старался созидать, делать нечто полезное, казалось бы, даже в мелочах…

Девятая глава

«ЖУРАВЛИ НА ПОЛЕСЬЕ ЛЕТЯТ…»

Надо мужественно пережить то, что ты не можешь изменить

Сенека

В начале 1949 года Василию Захаровичу поступило из Минска предложение подумать о руководящей работе в республике. Поговаривали даже о министерской должности. Корж отнюдь не рвался в самые высокие руководящие кресла, и мудро рассудив, согласился на должность заместителя министра лесного хозяйства Белорусской ССР. Все одно ближе к людям, ближе к родной земле-матушке. К тому времени Председателем Президиума Верховного Совета Белорусской ССР являлся Василий Иванович Козлов, а пост Председателя Совета Министров республики занимал Алексей Ефимович Клещев…

Нацисты во время войны истребили тысячи гектаров белорусских лесов. Спасаясь от партизан, они нещадно жгли наше лесное богатство, прорубали огромные просеки, массово расхищали ценнейшие породы деревьев, вырубали лес вдоль железнодорожных магистралей и уничтожали партизан силами «белорусских банхофофициров, а потом штурмбанфюреров» типа будущего «президента» БНР в США Иосифа Сажича и иже с ним.

Казалось, на новой должности Корж нашел нужное применение своим силам, а совесть его все равно требовала в те голодные годы более трудного и конкретного дела.

— Сажать и растить леса, конечно, надо, но прежде всего необходимо вдоволь накормить народ хлебом, — часто повторял Василий Захарович в разговорах с друзьями и земляками.

Из дневника Коржа: «И вот я в Минске. Работаю заместителем министра лесного хозяйства республики. А душа не на месте. Не раз бывал в своих родных краях. Видел: трудно живут люди. На трудодень — копейки да граммов 100—200 зерна. Одна у них надежда — на личное подсобное хозяйство…

Леса, природу я люблю всю свою жизнь и нужно сказать что до глубины души полюбил я это большое государственное хозяйство и людей, кадры специалистов лесного хозяйства, государственную лесную охрану и чувствую, что был небесполезным человеком на этом участке».

Однако не все было так просто и однозначно на родимой земле. Со стороны казалось, что вот вроде бы оценили заслуженного человека по его делам, организаторским способностям и личным качествам. Но кое-кому Корж все равно был явно не по душе, его словно бы не замечали, а его выдающиеся партизанские заслуги намеренно замалчивались.

Первый чувствительный для него укол был в том же, 1949 году когда торжественно отмечался тридцатилетний юбилей создания Белорусской ССР. Уж кто-кто, а Василий Захарович Корж имел самое непосредственное отношение к этой вехе становления белорусской государственности. Тогда многие из партизан заслуженно награждались орденами и медалями. Василию Захаровичу было официально сказано, что и на него есть соответствующее представление. Соратники по партизанской борьбе, коллеги по работе заранее поздравляли Василия Захаровича с высокой наградой. Им невдомек было, что его в списках награжденных уже нет, хотя на каждое поздравление, уязвленный и оскорбленный до глубины души Корж, отвечал своим неизменно доброжелательным «спасибо», никому не желая портить праздник такими «мелочами». Если сейчас заглянуть в биографии некоторых «белорусских вождей» того времени, то становится вполне ясным, кто это мог сделать.

Тем временем брат Василия Захаровича Степан, бывавший по делам в Минске, прямо ему говорил:

— В колхозе работаем лишь бы день отбыть. Палочкой трудодень люди зовут. Им не прокормиться, трудоднем. Да и земли у нас, сам знаешь какие. Сеем полтора центнера, собираем три-четыре. Вот и копаемся на своих приусадебных сотках. А тут еще налоги большие: за корову — плати, за кабанчика — плати, за яблоню в саду — и за ту плати.

— Ну, а как же у Кирилла Прокофьевича Орловского, в его колхозе «Рассвет» получается? — пытался возражать ему Корж. — Люди в колхозе дружно работают, и трудодень там весомый. Не на усадьбу свою, а на колхоз надеются.

— Ну, ты и сказал, брат, — невесело усмехнулся Степан. — Разве земли в «Рассвете» нашим чета? Там по пятнадцать—двадцать центнеров с гектара получают. Читал в газетах. Да и от города колхоз недалеко. И дорога в город к тому же хорошая. Не то что в нашем медвежьем углу, из которого только в сухое лето по-людски выехать можно. Нет, Василь, ты «Рассвет» Орловского с нашим колхозом не равняй.

Слушал Корж брата, мрачнел и понимал, что есть в его суждениях своя крестьянская логика. Умом-то понимал, а вот сердцем смириться не мог.

— Быть не может, чтобы и в наш медвежий угол не пришла хорошая, культурная жизнь. Есть ведь пути подъема и такого хозяйства, как это! — горячо возражал Василий Захарович Степану. — Надо только отвоевать у болота торфяники. Это ж золотое дно! Да и дисциплину укреплять, чтобы на колхозном поле каждый в полную силу заработал. И верь мне, пройдет десяток лет — неузнаваемым наш край станет!

Степан только криво усмехался:

— Ну и фантазер же ты, брат! Да ведь только фантазиями, Василь, сыт не будешь. Так-то вот…

А 5 марта 1953 года ушел из жизни великий вождь всех советских народов Иосиф Сталин. Страна погрузилась в скорбь и раздумья о том, как жить дальше. У Василия Захаровича отношение к этой исторической фигуре было уже далеко не однозначным. Хотелось ему теперь надеяться только на лучшее, что было более чем понятно. И в его блокноте появляется многозначительная запись: «В разговоре о политической философии Чернышевский говорил: