Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Майор Собакин высунулся в окно и, пошарив в необъятномкармане, пустил в небеса зелёную ракету. Её, как и самого Собакина, былоотлично видно с крыши общественного сортира и из-за пределов периметра, гдесразу пришла в движение армейская техника. Понемногу наступало утро двадцатьседьмого января – дня освобождения города от блокады…
Марина не успела ещё понять и сообразить абсолютно ничего –начиная от того, с какой стати вместо ранней осени вдруг воцарилась зима, икончая тем, откуда в лабораторном зале вдруг появился муж, которого она двачаса назад самолично проводила на самолёт, причём муж изменившийся, поседевший,переживший что-то ужасное… Военная техника между тем обломала весь кайф Вене,жаждавшему прогуляться через периметр по воздуху, – могучие бронированныемашины просто смели и американскую сетку, и наш бетонный забор. С самогопервого танка, показавшегося в проломе, соскочил Лев Поликарпович Звягинцев,где-то по дороге благополучно потерявший свою инвалидскую трость. И бросился кдочери, почти не припадая на левую ногу:
– Маша! Мариночка!..
– Папа, – ахнула она, потому что папу минуту назадсбил отброшенный взрывом железный шкаф с оборудованием, и тем не менее вот онбыл живой и целый, приехавший почему-то на танке и не поймёшь, постаревший илипомолодевший…
– Мне пора с вами прощаться, – проговорилКратаранга. «Перстень силы» на пальце хайратского царевича тревожнопульсировал, предупреждая: времени осталось в обрез.
– Дедушке привет передавай, – сказал майорСобакин. – Тому, из музея.
Кратаранга покачал головой.
– В свой круг времени я уже не вернусь, – ответилон внешне спокойно. – Мне предстоит, как у вас принято выражаться, дорогав один конец. Всего на тридцать пять веков в прошлое, к диким кочевникам. Мойсын, рождённый в любви, скажет им Слово о справедливости и доброте. Черездевять месяцев и четырнадцать дней на землю должен прийти человек, которогоназовут Заратуштрой… Его отец останется в летописях под именем Поурушаспы изрода Спитама. – Кратаранга усмехнулся. – Ведь я же в изгнании, и моёимя должно остаться в Арктиде.
– Счастья тебе, – едва слышно пробормоталаФросенька. Она стояла в сторонке, не поднимая глаз.
Кратаранга вдруг повернулся к ней и протянул руку.
– Пойдёшь ли ты со мной, бесскверная дева, поселившаясяу меня в сердце?
– Товарищ командир, да как же это, – ахнулаФросенька, – товарищ полковник… Иван Степанович… как же так?
Тем не менее за руку Кратаранги она ухватилась своими двумя.
– Старшина Огонькова, – строго произнёсКудеяр, – командирую вас в прошлое с товарищем Кратарангой… И смотрите таму меня!
Фросенька кинулась к Ивану, подпрыгнула, расцеловала.Кратаранга обнял её, Атахш прижалась к их ногам…
– Ну вот, теперь получается, что и Заратуштра изрусских, – скорбно вздохнул Женя Гринберг. Виринея перевязывала емуголову. – А ещё говорят – повсюду евреи!
Перстень Кратаранги вспыхнул двойным огнём, по оплавленнойбетонной стене у него за спиной побежали радужные змейки, заклубился туман…Атахш вскинула голову, оглянулась на Чейза и жалобно заскулила.
Чейз, беспокойно вертевшийся около Риты, вдруг всхлипнул иприпустил к подруге. Сперва шагом, потом во всю прыть. Понимая, ЧТО сейчасдолжно было произойти, Рита уже открыла рот удержать кобеля, что-то в егопобежке подсказывало ей – он всё же мог послушать её… остановиться… вернуться…
Она обеими руками захлопнула себе рот и не издала ни звука.Хрональный туннель уже начал поглощать Кратарангу, Фросеньку и Атахш, когдаЧейз могучим прыжком преодолел границу миров, приземлившись чуть не на грудьхайратскому принцу… Полыхнула ослепительная вспышка, и клочок земли под стенойопустел. Остались только следы на закопчённом снегу.
Вот тут Рита рухнула на колени и неконтролируеморазревелась. Жизнь была кончена, она своими руками отправила неведомо кудасамое дорогое ей существо.
– Я его предала, – икая и всхлипывая, рыдала она вобъятиях Джозефа Брауна. – Я его предала, как же он там один, он же меняискать будет…
– Во дают чуваки, – сказала Натаха. Бывшаяблаженная озиралась по сторонам, всё-таки год с лишком беспамятства, это вам нехухры-мухры. – Юрка, может, хоть ты объяснишь наконец, что тут вообщепроисходит?
– Дедушка… Ганс Людвиг, – пробормотала ЖеняКорнецкая. Она медленно приходила в себя на руках у Глеба Бурова, вынесшего еёнаружу. – Дедушка?
– Женечка. – Ладони, которые могли принадлежатьтолько Эдику (или всё-таки Леонтиску?..), гладили её лицо, убирали со лбамокрые волосы. – Женечка, милая, он… Он ушёл от нас. Он говорил, можетполучиться очень сильный обратный разряд… Собирался принять его на себя… Женечка,он не мучился. Он просто улыбнулся и…
У неё тотчас встала перед закрытыми глазами последняя улыбкаЛеонтиска.
«Дедушка!!! Ганс Людвиг!!! Дедуля!!!»
«Да, девочка моя. Я тебя слышу».
«Дедушка, они сказали, что ты…»
«Я всегда буду с тобой, родная моя. Смерть ничего не значит.Я всегда буду с тобой…»
…Ну а дальше жизнь потекла своим чередом, хотя, конечно,ничто уже не могло быть в точности как прежде. Бывший Ленинград, пережившийвторую блокаду, на полном серьёзе намеревался учредить звание «Герой Питера»,ибо этим прозвищем покрывались все исторические названия города, – и побольшому счёту поплёвывал, что станут думать ревнивцы в Первопрестольной.Физическим воплощением награды должна была стать Золотая Звезда, увенчаннаяадмиралтейским корабликом. Самым первым кандидатом на присвоение нового званияпо всеобщему и единодушному согласию называли бесстрашного майора Собакина.Вторым – немецкого интернационалиста фон Трауберга, ценой своей жизниобеспечившего решительный штурм. Единичные голоса усомнившихся смолкли послетого, как стало известно: германский учёный завещал развеять свой прах надстарой линией обороны. В отношении последующих кандидатур мнения расходились.Кто-то называл командира танкистов, чья машина первой проломила институтскийзабор, ещё кто-то выдвигал девятизвёздочного генерала Владимира Зеноновича…
Аэропорт «Пулково» снова беспрепятственно принимал самолёты,от громадных аэробусов до маленьких частных. Их по-прежнему встречали у границыярко-красные истребители и вели до самой посадки, но теперь это был скореепочётный эскорт.
Данный конкретный самолёт, пробежавший по пулковской полосе,ничего выдающегося собой не представлял, так, средненькая машина каких-тозанюханных авиалиний. Другое дело, его пассажиров прямо на лётном поле встречаливесьма неординарные люди. В частности, генерал армии Владимир Зенонович(скромно взявший решительный самоотвод в отношении десятой звезды) игенерал-майор Кольцов. Из шушеры помельче – полковник Скудин, американскийполковник Браун, майор Гринберг… и уже вконец штатская публика: Женя Корнецкая,Ангелина Матвеевна и Рита. Эта последняя натурально потеряла дар речи, увидевсреди встречающих своего доброго знакомого Олега Вячеславовича, оказавшегосяхотя и не адмиралом в отставке, но тоже не слабо – полковником отконтрразведки.