— Морозец сегодня хорош! — потерев рукавицей лицо, с улыбкой воскликнул Борис Лисицин, заведовавший работами над «Орлом». — А, Михалыч?

— Хорош, — нехотя согласился инженер-моторист, угрюмо поглядывая на суетившихся у двигателя товарищей. — Все бы тебе улыбу давить, не к месту…

— Нет, Володя, я смурной, как и ты, буду! — Легонько хлопнув по плечу коллегу, Борис Иванович с энтузиазмом добавил: — Сегодня наш день, да погляди ты вокруг — сколько народу собралось! Все последние испытательные полеты прошли успешно, пусть и не без проблем.

— Тяга мала, — покачал головой бывший заместитель главного инженера с мурманского «Ремстроймаша», глядя на «Орел». — Надеюсь, сегодня лыжи при посадке не повредим, как в позапрошлый раз. Эх, но двигатель слабоват…

— А кто сказал, что мы дорабатывать его не будем? Да и нефти у нас скоро будет достаточно, сам знаешь, — ответил Лисицин и, увидев приближающегося Соколова, снял рукавицу и протянул руку для рукопожатия: — Начинаем, Вячеслав Андреевич? Мы готовы.

— Готовы? — обратился к мотористу Соколов.

— На этот раз двигатель даст максимум своих возможностей, — все так же мрачно говорил Владимир Рудаков. — Но бензина мало, да и дрянной он, Вячеслав Андреевич.

— Ничего, Владимир Михайлович, скоро будет достаточно, а качество улучшим! — проговорил Соколов. — Пока химики дают сколько могут. Ну так что, объявляем, мужики?

— Да! — одновременно ответили оба инженера.

Двигатель, установленный на «Орле», чихнул несколько раз, выплюнул пару клубов дыма, после чего завелся и громко застрекотал, набирая обороты.

Пилотировал биплан единственный на всю ангаро-амурскую державу человек, который имел непосредственное отношение к полетам. Бывший летчик палубной авиации Иван Погудин, уволенный в начале девяностых со службы, вместе с друзьями и коллегами-горемыками восполнял тягу к вышине в авиаклубе, который располагался в поселке Мурмаши. Там мурманские авиалюбители частенько летали на дельталете, а потом им посчастливилось опробовать в небе и «Цесну-172». На Новую Землю Иван попал так же, как и многие, — по знакомству. Случайных людей среди технического персонала экспедиции практически не было. А когда первые энтузиасты взялись за сборку планера, за расчеты этой конструкции на прочность, Погудина тут же вызвали из Албазина, где он заведовал материальной частью поселка, в Ангарск. Как он только не покалечился за все это время? Бывало, потеряв на старте управление над машиной — отвалилась тяга от элерона, он влетал в покрытый глубоким снегом берег, ломались при посадке лыжи, было множество других проблем, которые сопровождали нелегкий путь создания опытного образца машины.

За последние два месяца, в течение которых осуществлялась подготовка к показательному полету «Орла», не было ни одной аварийной ситуации, кроме повреждения одной из лыж при посадке. Пролетев без единого нарекания контрольные полсотни километров вдоль ангарских порогов, биплан был транспортирован к Ангарску для его официального явления. Более всего летательный аппарат напоминал советский самолет По-2. Фюзеляж, крылья, воздушный винт и хвостовое оперение у «Орла» были сделаны из дерева, а шасси и костыль — из стальных трубок. Фюзеляж представлял собой четырехгранную ферму с обшивкой из фанеры. Крылья обшивались шелковым полотном, выменянным у халхасцев. Против красных звезд на хвосте и крыльях никто возражений не имел. Сам летчик походил на советского пилота времен освоения Арктики — меховые брюки и куртка, на ногах теплые унты. Меховая же шапка, под которой находилась облегающая лицо маска с прорезями для глаз, и защитные очки.

Ангарский люд тем временем толпился на западном берегу реки, кто побойчее, спустился на покрытый снегом лед. Многих детей и подростков заранее привезли из других поселков — Усолья, Белореченска, Васильева, Новоземельска. Был тут и сын московского боярина Петр Беклемишев, и сын крестьянский Иван Засурский, и дочь польского шляхтича Мария Вуйтек, и молодой даурский князь Ювеналий Гугударов. И пусть старшее поколение все так же ворчливо и недовольно реагировало на постоянно появляющиеся в их жизни новшества, будь это обязательная военная подготовка со стрельбой или же рекомендации по землепользованию, молодое поколение, будто в пику им, впитывало все новое, словно губка. Молодежь стремилась узнать больше, повторить за учителем или наставником, чтобы в итоге встать с ними на одну ступень. Отмечая это, и Соколов, и Радек, и остальные первоангарцы старались передать молодым все свои знания и накопленный ими опыт — ведь пройдет еще пара десятков лет, и начнут уходить из жизни те, кто создал державу среди тайги, кто замирил окрестные племена, кто явлением своим в этот мир уже изменил слишком многое. И сегодня люди, которые сменят их и, как надеялись члены двух экспедиций, продолжат великое дело просвещения, находились тут в ожидании важнейшего события в их жизни.

К берегу Ангары то и дело прибывали повозки из столовых, привозя горячий чай, компоты и пирожки. Атмосфера праздника поднимала людям настроение, заставляла детей дурачиться, но все разом замерли, когда музыка, что гремела из установленных на берегу репродукторов, внезапно смолкла, а оттуда послышался твердый голос Соколова:

«Граждане Руси Сибирской! Друзья! Сегодня знаменательный день для нас всех! После долгих лет напряженной работы, после многих неудач и ошибок, преодолев которые наши инженеры создали эту машину, мы с гордостью представляем вам всем „Орел“! — Оглядевшись, Вячеслав выдохнул облачко пара в открытое окошко причального радиопоста и снова заговорил: — Пускай же здравствует просвещение! Ибо только наука движет вперед наше общество! Я обращаюсь к вам, юные ангарцы, овладевайте знаниями и техникой! Овладев ими, вы сможете многое! — Снова сделав паузу, Соколов отдал экипажу „Орла“ команду: — Внимание, вылет разрешаю!»

Нарастающее тарахтение двигателя биплана далеко разносилось по окрестности, заставляя взрослых мужиков, привыкших уже к машинам и механизмам, креститься с затаенным страхом. В отличие от своих сыновей и дочерей, чьи восторженные взгляды было не оторвать от выкрашенного в зелено-голубые цвета «Орла», они не могли до конца побороть в себе изначальное неприятие непознанного. Покуда в Ангарске был отец Кирилл, он, разговаривая с паствой, наставлял их в том ключе, что развитие науки не есть зло, а лишь продукт ума человека. Сейчас же, в его отсутствие, брожение в умах старшего поколения только усиливалось. Это заставляло руководство державы пересматривать многие условия размещения и работы с новопоселенцами. Вопросы религии продолжали тяготить атеистов, которых было большинство среди первоангарцев, вызывая спорадические конфликтные ситуации. Как говаривал профессор Радек, «вся надежда на горящие сердца и пытливый разум» тех, кто сейчас обучается и уже начинает учить других.

Погудин, помахав собравшимся рукой, надел защитные очки и показал большой палец своей команде, стоявшей неподалеку. Потом пилот перевел ручку сектора газа в упор, увеличивая обороты двигателя, и выждал с минуту, наблюдая за работой мотора, пока винт с воем молотил морозный воздух. Наконец биплан, оторвав лыжи от наста и неловко покачиваясь, начал выруливать на взлет под восторженные крики и пронзительный свист с берега. Разбег был недолог, и вскоре «Орел», шумно стрекоча мотором, поднялся в воздух. Люди высыпали на заснеженный лед Ангары, провожая удалявшийся от них самолет ошалелыми воплями радости. Мальчишки побежали вслед за ним, то и дело кувыркаясь в снегу. Вокруг царила непередаваемая эйфория, чувство полнейшего восторга — наверное, то же самое творилось в городах и селах Советского Союза в день полета Юрия Гагарина. Смолкший было шум биплана возвращался — Иван Погудин, развернувшись над тайгой, теперь заходил на посадку, покачивая крыльями своей машины.