Тогда Сашка, задыхаясь от радости, прыгала с подоконника на улицу и разворачивала крылья – иногда над самой мостовой.

– …Сашенька, вы можете ехать, конечно. Но вам самой будет трудно и дико. Лучше всего взять дня три, сразу это оговорить с домашними – так делают многие студенты, пару дней дома, остальное время с друзьями в походе… Не сидеть же вам в четырех стенах? Осторожно, не топчитесь там по шиферу, он битый…

Летом над городом бывало душно даже ночами, от земли шел пар, над черепичными крышами, сохранившими жар полуденного солнца, мягко дрожал воздух. Во время коротких передышек Сашка растягивалась на черепице, вбирая ее тепло, глядя на звезды, бездумно улыбаясь.

Во время ночных полетов Стерх не столько учил ее, сколько – она понимала – позволял реализоваться. Надзирал и одергивал – очень тактично; она сорвалась только один раз – поднявшись особенно высоко над Торпой и своими глазами увидев, что город представляет собой фразу, длинное сложноподчиненное предложение, и запятую легко можно переставить.

Прижав правое крыло к боку, раскинув левое, стиснув зубы от неожиданной боли в полых костях, Сашка завертелась волчком. Огни Торпы размазались, слившись в концентрические окружности. Потом и огни померкли, Сашка провалилась в мир со многими измерениями, холодный и сухой, как сброшенная змеиная кожа. Чужая воля выдернула ее из темноты, она увидела снова землю под собой, совсем близко, и раскинула крылья уже над самой мостовой.

Стерх даже не ругал ее:

– Занесло. Завалило. Ничего страшного, ничего, но видите, как правильно, что я был рядом?!

Она успокоилась поразительно быстро. Чувствуя себя Словом, она забывала, что такое страх, и даже вид проклятого розового телефона не вызывал в ней привычного отчаяния.

Стерх настаивал на том, чтобы домой она возвращалась всегда пешком и всегда через дверь, как приличная девушка.

– Не будете же вы лезть в окно снаружи, как кот в скворечник? Это неэстетично, согласитесь.

Сашка горячо благодарила его за каждую ночную прогулку. Она не знала, как пережить это лето без полетов над крышами Торпы.

Лежа в поезде по дороге домой, Сашка в мельчайших подробностях вспоминала черепицу и водосточные трубы, воробьиные гнезда и флюгера старого города; вспоминала мальчишку, однажды увидевшего ее из окна. Он читал книжку про Малыша и Карлсона; Сашка засмеялась и помахала ему рукой…

Поезд несся через леса. Сашка мечтала о том, как вернется в Торпу.

* * *

– Слышишь – проснулся!

Из комнаты доносилось негромкое, неуверенное агуканье. Мама, на ходу вытирая руки, поспешила в комнату. В дверях улыбнулась с видом заговорщицы:

– Ты его не узнаешь.

Сашка сидела за столом, водила кончиком ножа по деревянной разделочной доске. Некстати вспомнилось, как здесь, вот на этом самом столе, безжизненно лежал ребенок, а Сашка, прижимая к уху телефонную трубку, принимала и впитывала тишину, исторгала из себя фрагменты чужой информации. Хорошо, что тогда у нее не было розового телефона. Впрочем, ей и так хватило неприятностей.

Так получилось, что, приезжая на каникулы домой, Сашка все время чего-то боялась: показаться сумасшедшей. Убить человека. Превратиться в чудовище у всех на глазах. Сейчас, когда эти страхи остались вроде бы позади, Сашка боялась той минуты, когда придется сказать маме про обратный билет.

Он лежит в кармане сумки. Послезавтра, вечер.

– Идем, Валечка, идем, солнышко… Сестричка приехала… Саша приехала, Сашенька, идем поздороваемся…

Мама вошла на кухню, улыбаясь, неся на руках темноволосого, темноглазого, круглолицего мальчика с осмысленным, хотя и сонным, взглядом. Сашка отложила нож и встала.

Как он вырос! Из червячка превратился в человеческое существо – ребенка. Он был похож на маму и на Сашку – волосы, губы, лоб. В нем было что-то и от Валентина; сидя у мамы на руках, он смотрел на Сашку с веселым недоверием, будто спрашивая: а тут у нас кто?

– Саша, сестричка. Саша приехала. Вот наш Валечка встретил Сашу…

– Привет, – сказала Сашка.

Младенец недоверчиво уставился на нее – и вдруг улыбнулся.

Сашка поняла, почему мама называет его «солнышко». Круглое лицо сделалось еще круглее, полукруглыми бликами легли ямочки на щеках. Брат смотрел с искренней радостью, как будто давно ждал Сашку.

Как будто любил ее.

* * *

– Откроем шампанское? – Валентин весело потирал руки. – В честь Сашкиного возвращения?

Мама только что уложила ребенка; тот уснул безропотно и крепко. Сашка успела только заметить, что колыбельная у мамы теперь другая – не та, что полгода назад, не та, с которой укладывали Сашку. Какая-то новая песня.

Прошел день Сашкиного пребывания дома. Один из трех дней. Осталось два, но ни мама, ни Валентин, ни даже маленький Валечка об этом еще не знали.

– Сашхен, за тебя, доченька. Будь здорова, и пусть все у тебя получается.

– Ты так говоришь, будто у меня день рождения!

– Мы ведь твой день рождения с тобой не праздновали! Расскажи, как было?

– Обыкновенно. Я купила торт, шоколадный, вот вроде этого. Принесла в группу, мы его съели с ребятами… Выпили чай…

– Что, вина не было? – недоверчиво спросил Валентин.

– Нет, нам не разрешают пить алкоголь.

Сашка сказала – и тут же прикусила язык. Валентин многозначительно переглянулся с мамой.

– А что в этом такого? Сейчас обычная практика во многих вузах, – соврала Сашка.

– У нас в общаге пили до белой горячки, – сказал Валентин.

– Вот видите! Разве это нормально?

Валентин опять покосился на маму, но та не ответила – смотрела на Сашку, подперев щеку кулаком.

– С тех пор как я живу на квартире, – сказала Сашка, чтобы оборвать неловкую паузу, – у меня вообще все здорово. Высыпаюсь. Там такая красивая мансарда, цветы в ящике, даже маленький камин есть, не декоративный, а рабочий, и зимой я его буду топить.

Она прикусила язык на этот раз очень чувствительно.

– Когда это – зимой? – спросила мама. – Ты ведь на зиму там не останешься, ты переведешься из Торпы?

– Ну да, – быстро сказала Сашка. – То есть… Это ведь еще обсуждается, так? Меня могут не зачислить здесь, или… еще что-то.

– Я думал, это решено, – сказал Валентин.

– Да, но всегда бывают случайности. Мало ли что может произойти. – Сашка в замешательстве раздавила ложечкой кусок торта на блюдце. – Вдруг какой-то шишке как раз захочется перевести на третий курс своего родственника, например. А мне не останется места. Это ведь не так легко все происходит?

Мама молчала.

– Ты не хочешь уезжать из Торпы? – вкрадчиво спросил Валентин.

– Ну… – Сашка судорожно проглотила кусочек торта. Не время, не время для этого разговора, так хотелось посидеть спокойно и