Просто так никто не приказал бы сторожить выходы с Затона, если только сам туда не направился и не хотел бы обрубить нежелательный хвост. Что ж, если он по итогу окажется прав, было не так уж и сложно определить направление побега, как предполагалось.

На пути к окрестностям «Юпитера», разводящий ещё несколько раз вызывал на связь пахана «Бандитов», и каждый раз полученной информацией оставался доволен. Коли эта девка решила за собой основную часть бригады увести, значит и ту группу могла взять с собой, однако отряд так и оставался на своем месте, если верить словам доносчика. Никуда не уходил, но и не сидел смиренно на месте – метался, видно готовился к приходу противника, и самонадеянно доверил защищать свой тыл гопникам с контейнерных складов. Хотя, не ему судить про самонадеянность – сам тоже доверился «Бандитам» и совсем не удивится, если по итогу те помогут «юпитерской» группе обороняться.

Так, если память не изменяет, то базируются местные «Наёмники» как раз неподалеку от контейнерного склада, но заходить со стороны этого объекта не следовало. Велик шанс получить противника за спиной, но и получить союзника в тылу противника шанс тоже не меньше. Пара едва «живых» домишек, из трубы одного тянулся черный в сумеречном свете дым, а кругом – пустошь, практически полностью голые холмы. Место для лагеря и впрямь такое себе, в здравом уме не подумаешь, что тут решил разбить долгосрочное пристанище кто-то умный и опасный. Вермут слышал, что часто эта группа выдавала себя за обычных «Одиночек», а те в принципе иногда могли устроиться на пожить в каких-нибудь неординарных местах. Он усмехнулся: полноценное вживание в образ, не иначе.

Мужчина посмотрел через оптику на лагерь. Тишина, ни единого лишнего движения; он долго смотрел в доступное окно дома, из которого отсвечивал костер и ждал, что мелькнет какая-нибудь тень, но нет. Может, никого и нет в помещениях? Перепрятались где-то в округе, но где? На окружающем пустыре можно было приметить только пару небольших кустов и торчащий из земли кривой крест, который для укрытия не годился от слова «совсем». Однако, долго сидеть и ждать разводящий не мог себе позволить: отдал команду на действие и сам пошел в первых рядах.

Шаги казались громкими, хотя и ступали мужчины быстро, легко, как учили, но трава под ногами, казалось, специально нещадно трещит, чего делать не должна. Со стороны контейнерного склада тоже приближались тени, неровным рваным строем, крадучись, словно в мультфильме – «Бандиты» по сигналу тоже выдвинулись в бой. Подошли они первыми, встали возле закрытых дверей, а кто-то особо сообразительный припер одну из них деревянной лавкой. Правда, после этого стали слышны громкие возмущенные разговоры, но стало определенно ясно – местные наёмники и впрямь сидели в одном из домов. В том самом, где горел костер.

В окнах стали мелькать фигуры и вспышки выстрелов – стреляли уже по приближающейся группе противника.

- Закройте ставни. – Возможно, кого-то даже успели задеть, пока Вермут передавал свою просьбу бандитскому пахану и тот её исполнял, но по итогу, стреляющие оказались запертыми в ненадежной деревянной коробке. Где ставней не было – были «Бандиты», на случай, если кто-то решит бежать, но подобного не происходило.

Устроить им печку и уничтожить разом всю группу – довольно простой выход из ситуации. Или гранатами забросать помещение, но только не врываться внутрь – довольно рискованно и глупо. Разводящий решил обойти «ловушку» кругом, просматривая наиболее удачные места для реализации плана. Позеленевший от ПНВ мир со своего нового однобокого ракурса он видел впервые, но особых неудобств не испытывал – если только эстетически. Передвигался, на всякий случай, на полусогнутых ногах – вдруг кто решит выстрелить из открытого окна, чего, в принципе, мужчина и ждал в ближайшие мгновения, но нет. Путь от одного куста к другому пролегал мимо креста, и Вермут машинально мимолетно посмотрел на него, пробегая мимо. Заметив наскоро прибитый к деревянной поверхности шеврон «Наёмников», осмотрелся по сторонам, убедившись, что точка из открытых окон не просматривается, и остановился.

Сия находка была совсем не типичной. Нет, не то, чтобы в Синдикате было принято в порядке вещей бросать тела бойцов где попало после сражений… Некоторых отправляли на Большую землю, если ранее было заявлено наличие семьи и такое желание в целом; некоторых так же хоронили, как и этого, но шевроны с формы не сдирали и уж точно не вешали как обозначение. Знали, что их группировку в Зоне не любят, и предполагали, что будь покойник жив, не хотел бы, чтобы над его телом или могилой надругались. Разводящий внимательнее посмотрел на шеврон – ему казалось, что он выцвел от времени, в особенности контур сокола, который обычно делался нитями золотого цвета, как и контур шеврона в целом.

Заметив различие, Вермут задумчиво нахмурился – странное выцветание, если это оно. Сдвинул в лица ПНВ, включил фонарик всмотрелся в рисунок внимательнее. Да, это не выцветание – просто разные цвета нитей. Непосвященный не обратит внимания на подобную мелочь, ведь в большинстве своем шевроны у бойцов Синдиката – одинаковы, фабричная работа. Отличия имелись только на шевроне главы Синдиката и у разводящих бригад – и в том, и в другом случае, контур сокола выполнялся не золотыми, а серебряными нитями, чтобы бойцы могли минимально распознавать среди всех остальных «Наёмников» своего командующего без лишней информации.

У его командира в свое время был такой, у самого Вермута сейчас такой, у Ферганца тоже, должно быть, был такой.

Разводящий спешно сошел в сторону с едва заметного бугорка у подножия креста, и замер: здесь мог лежать кто угодно, с приколоченным шевроном, но мужчина почему-то чувствовал, что это определенно бывший разводящий Затонской бригады. Не было каких-то глубоких эмоций, сожаления или радости – все умирают, смерть часть жизни, и Вермут усвоил это уже довольно давно, но… Он сидел рядом с могилой и не мог сойти с места. Внутренняя пустота смешивалась с острым ощущением нехватки абстрактного «чего-то», и обнаружить это не получалось. Из памяти без желания возникали образы, слова и действия, где фигурировал покойник – Вермут старался не произносить его имени даже мысленно, боясь ещё больше пробудить в себе неуместное чувство вины.

Не он его убил, не стал бы этого делать без острой на то необходимости, да и не планировал в ближайшее время. Так почему тогда он считает себя виноватым? Хоть и не напрямую, но… Нет, виноват во всём только один человек, если