придорожном мотеле (нет, будет и еще, но романтикой там тоже не будет пахнуть, скорее опять перегаром и гостиничной отдушкой). Дальше, как опять же у Паланика, икать ему сегодня совсем, начинается трэш, угар и канкан скелетов из шкафов. Бабка за репку, Жучка (тут – пес Сайгон) за бабку – скелетов будет много, включая прикопанные в ближайшем лесу.

Сбежавшая девочка Марта крадет байк своего спутника. Ее все ищут, всей страной. Журналистское расследование, уголовное дело, общественный и еще какой резонанс. Под лупой которого выползает – что ее спутник ее, конечно, умыкнул. Что Марта убила свою младшую сестру, как же еще. Что нашедший байк деревенский мужик сидел за убийство насильника и убийцы своей дочери. Что – что совы, конечно, не то, чем кажутся, тем более что в главной роли тут попугай Рюрик, тоже мизантроп и убийца, кстати.

Козлова ужасы нагнетает смачно. Тут и древнее убийство, и смерть нынешняя, и даже ужасы – привет все же Рубанову, а еще и Шамилю Идиатуллину с его «Убыром» и Анне Старобринец с попыткой Стивена Кинга а-ля русс – в виде хтонических хозяев леса и призрака убитой девочки, беседующей с заблудившейся девочкой еще живой.

Но это все хорошо, очень качественно, страшно, все получили удовольствие, но – кажется, для Козловой не столь уж первостепенно. А важнее – показать, что плохо действительно все, все гниет, и пахнет, как городская свалка до мусоросжигания. Богатым не нужны ни их дети, ни их жены – нужно только обсуживающее их мясо. Гламурные и не очень журналистки, которым отведена тут вроде бы роль правдоискательниц и королев #MeToo, спят со всеми, кто помашет пальцем, ибо давно запутались так, что уже забыли, что ищут. Публика сочувствует, но жаждет жертв и потешить себя. А бедные и простые живут примерно так, орфография их сохранена (но не благосостояние и жизни):

«Не понимаю как мы будем жить. Моя мама уже злиться что ребенок орет я забыла памперс около ракавины на кухне и она схватила его, вбежала в нашу комнату и швырнула памперс в детскую краватку. Боюсь преставить что будет через неделю а через месяц? Слова “проститутка” и “шлюха” для меня уже как мое имя. От нервов у меня почти прапало молоко, девочка плачет ей ни хватает. Нормальная смесь стоит под тысячу рублей банка у меня нет не копейки» и т.д.

Тут бы и гнать чернуху погонными метрами, как в «Юрьеве дне» и «Ученике» Кирилла Серебренникова, он, как «Петровых в гриппе» Сальникова, с руками права на экранизацию выкупит. Но Козлова обрывает цитату и опять включает – даже не Паланика уже, а кровавого Селби или цайтгастного Коупленда. И выводы у нее не столько модные, как в «Нелюбви» Звягинцева, все не на фоне ТВ происходит с «вечерним м…ом». А – на фоне совсем нашей с вами жизни.

Ибо диагноз Козловой – не система плоха, а люди. Нечего на зеркало пенять. Чем очередное селфи с модным тэгом или колонку кропать, разберись в себе. Прежде чем обвинять, взгляни окрест и задумайся.

«Вас-то, конечно, нельзя упрекнуть в том, что частенько вы делали не то, что хотели, а то и чего вовсе не хотели. <…> Я-то вас как раз не осуждаю, не волнуйтесь, я знаю, какое огромное мужество, какое титаническое душевное здоровье требуется, чтобы просто жить своей жизнью, но я также знаю, что взять его зачастую неоткуда».

Никто и не брал. Так же проще. Не решать, а жить, как вроде бы положено. Как от тебя хотят. Как легче и даже правильнее. А – неправильнее. До изломанных жизней, раскрошенных судеб и трупов – неправильно.

Об этом было в недавних «Крылатых качелях» Максима Саблина. Да и в новостях, вокруг много было.

«Наутро вам будет достаточно решения бросить пить, а вовсе не разбираться со своей головой». Но Анна Козлова туда залезет, не волнуйтесь. Как друг, который говорит не утешающую банальность, а жесткую правду. Таких не любят, но слушают. Попробуй не послушать – прямым в челюсть.

Закатные термиты и работа путешествия

Александр Стесин. Африканская книга. М.: Новое литературное обозрение, 2020. 736 с

Разрушая все рецензионно-обзорные законы, предполагающие постепенное, как в детективе, раскрытие интриги и вынесение приговора-оценки ближе к финальным строчкам, можно отметить уже сразу. Книга потрясающая, читать ее безумно интересно, рекомендовать можно всем, и те рейтинги, от которых было не протолкнуться под конец года в книжных и не только изданиях, где она засветилась, нисколько не врали.

Александр Стесин далеко не новичок не только в жанре травелога, но и траве-лога африканского – книги его регулярно печатались в серии «НЛО» «Письма русского путешественника», а выходившие («Ужин для огня», «Вернись и возьми») в свою очередь вошли в этот том, своего рода компендиум африканского экспириенса (иноземное слово тут впору – едва ли в какой-либо книге последних лет найдешь столько языков, ведь в Африке их гораздо больше, чем стран). Вот, пожалуй, объем и вес – единственный минус книги, не возьмешь с собой в путешествие. А ведь эта та книга, которая не только мотивирует открыть сайт бронирования билетов, но и может помочь в дороге.

Конечно, опять же раскроем карты, ради африканкой экзотики книгу читать и стоит. Но есть и еще несколько не менее весомых поводов.

Во-первых, это книга врача. Как учат на врачей, как устроены клиники, как врачи выносят диагноз и как болеют и лечат рак. Врачебных книг в последнее время много, но много и болезней – как раз во время написания этого текста скончался врач-онколог Олег Павленко, который своим честным рассказом об онкологии изнутри (изнутри профессии и собственного тела – прошу прощения за ненароком игру слов) многое сделал для того, чтобы дать мужество другим вести борьбу со страшной болезнью.

Во-вторых, «Африканская книга» – не только художественный путеводитель по целому континенту, но и продуманный, прочувствованный очерк африканской литературы. По которой что вообще можно прочесть? Или какие-то советские еще учебники для студентов-африканистов, лекции стараниями культуртрегера и любителя Африки Игоря Сида или вот довольно попсовый очерк «Не только Кутзее»[125] из серии «несколько имен, чтобы щегольнуть в разговоре со знающими еще меньше тебя» в/на «Горьком»: «Кровавые лепестки» Нгуги Ва Тхионго все прочли еще во времена того же Советского союза[126], Кутзее велик, Тутуола хорош, но опять же всем известны и мигрировали уже в сторону космополитической литературы, а замечательная Чимаманды Нгози Адичи уже давно не нигерийский («Половина желтого солнца»), а скорее афроамериканский писатель («Американха»). К чести ресурса, надо сказать, что этот материал не единственный, была еще «Краткая история африканской литературы