по неопытности промахнулся и оказался напротив спальни Константина.

От греха подальше мне стоило улететь сразу же, как только я это понял, но любопытство перевесило, и я всё же задержался на несколько минут. Тем более, что я никак не ожидал увидеть грозного Цепеша на полу – на коленях перед Штефаном, который апатично сидел на кровати. Скорее уж я мог бы вообразить себе обратную картину. И так мне стало интересно, что там у них происходит, что я навострил ушки, дабы не просто подсмотреть, но ещё и немного подслушать.

– Что‑то мне не по себе, Стэн, – тихо сказал Штефан.

– Что случилось, милый?

– Ты… Ты видел их сегодня, Гришу со Стеллой?..

– Видел, конечно, – хмыкнул Константин.

– Они оба так изменились. Как ты думаешь, это любовь?

– Нет, – уверенно отрезал Цепеш. – Просто они ведут себя как люди. Наивные и непостоянные. В плену у эмоций. Сегодня ненавидят, завтра любят, а послезавтра – опять лютая ненависть. А послепослезавтра они уже любят других. Нет! Нет, эти двое ничего не знают о вечной любви.

– Тогда почему, когда я смотрю на них, мне так плохо, Стэн?.. И что‑то тянет вот здесь, в груди…

– Ты просто устал, – голос Константина снова стал горячим и вязким, как раскалённая лава. – Сейчас ты отдохнёшь, и всё наладится. Со мной тебе всегда будет хорошо…

Он нежно гладил Штефана по щеке, а юноша, как ласковый пёс, тёрся об его руку, закрыв глаза.

– У тебя всегда будет то, в чём ты нуждаешься, – продолжал Константин обволакивающим шёпотом. – Что захочешь. Только попроси. Я дам тебе всё – покой, наслаждение, безопасность. Не бойся, я не оставлю тебя. Я буду здесь. Рядом. Всегда. Заберу всю твою боль, горькую память, страхи. Развею их по ветру. Укрою, защищу, заслоню собою. Только, прошу, испей со мной эту чашу вечности. Раздели её со мной – бесконечность…

Он ещё долго говорил в таком духе, и если бы Штефан в какой‑то момент не нахмурился, пытаясь унять заметную дрожь в веках, я бы совсем ничего не заподозрил. Подтверждая мои догадки, рука юноши, лежавшая на покрывале, вдруг сжалась в плотный кулак. Он с силой закусил губу и напрягся всем телом.

– Не надо, – строго произнёс Константин, и побелевшие от напряжения пальцы, подрагивая, постепенно расслабились. – Вот так… Всё хорошо. Вдох. Выдох. Дыши, милый…

Сорвавшись с козырька, летучая мышь взмыла в ночное небо. Я почему‑то не смог больше её удерживать. Мне вдруг очень захотелось отпустить её – такую маленькую и беззащитную – на свободу, а самому снова стать собой. К тому же, подглядывать нехорошо. Много знать – тоже. Не потому ли, что я такой любопытный, я в последнее время чрезвычайно плохо сплю?..

Увиденное и впрямь не давало мне покоя до самого рассвета. Я всё крутился и крутился в постели, пытаясь уснуть, но Морфей – то есть, простите, Эмиль – в эту ночь меня так и не дождался.

Я всё думал: должен ли я вмешаться в то, что происходит? Или моё дело – быть простым наблюдателем и не нарушать уклад, который сложился в этой семье несколько лет, а может быть и столетий, назад?

Что такое на самом деле любовь, а что – зависимость? Где провести границу между той вечной любовью, о которой говорил Цепеш, и магическим наваждением? Что будет, если чары Константина сейчас рассеются? Будет ли Штефан счастлив от обретённой свободы? Или, наоборот, жизнь покажется ему пустой и он, не видя больше в ней смысла, зачахнет как те розы в его оранжереях?

Мне хотелось как‑то ему помочь, но в то же время я боялся навредить. И от этого становилось совсем жутко. Как нож в грудной клетке у человека – и смотреть страшно, и вытаскивать нельзя, потому что откроется кровотечение.

– Он гипнотизирует его, – выпалил я, столкнувшись утром со Стеллой на кухне.

– Он всех гипнотизирует, – спокойно ответила она, ничего не переспросив. То ли догадалась, о чём я говорю, то ли не сочла это важным. – Завтракать будешь?

– Что‑то аппетита нет.

– Зря, – Вернер села за стол с наполненным до краёв бокалом крови. – А я всё же перекушу. Вчера снова стащила из больницы четвёртую отрицательную. Редкая удача.

– Стелла, нужно решить, что делать!

– Успокойся, мы тут ничего не решаем, – она сделала несколько глотков и закрыла глаза, имитируя удовольствие. – Ммм, вкусно… И, главное, никакого адренохрома. Можно просто пить и наслаждаться…

– Это же насилие!

– Тебе стоит попробовать.

– Да отстань ты со своей кровью! – я треснул кулаком по столу. – Штефана надо спасать!

Она облизнула губы и, наконец, отставила в сторону бокал. Посмотрела на меня светлыми как иней глазами.

– Гриша, почему ты постоянно лезешь не в свои дела? Займись, наконец, собственной жизнью.

– Хм, это тоже можно. Пошли сегодня в кино? У вас тут есть кинотеатр где‑нибудь? Какие фильмы ты любишь?..

Проигнорировав мои вопросы, она отвернулась и молча вышла из кухни. Я пожал плечами и потянулся к её почти нетронутому бокалу. Поднёс его к лицу, лизнул ободок. Отхлебнул. Причмокнул, пытаясь прочувствовать вкус. Вздохнул. По‑моему, ничего особенного. Кровь как кровь.