Однако человеческие детеныши всегда рождаютсянеоформившимися и даже более неоформившимися, чем был он. По крайней мере, такможно было сказать на первый взгляд. Он попросту выглядел более развитымребенком. Но далеко не монстром, нет.

Роуан помогала ему ходить, не уставая удивляться потоку егоречи и звенящему смеху. Однако в отличие от человеческого ребенка он был далеконе слаб и вполне мог держаться на ногах без посторонней помощи. Оправившись отпервого потрясения, связанного с приходом в этот мир, он начал знакомиться сокружающей обстановкой. Казалось, что он узнавал все, что видел, и всему давалправильные названия. Как выяснилось, он не мог выносить красный цвет, которыйего почему-то пугал.

Повинуясь его желанию не прикасаться к ярким тонам, Роуанодела его в темно-коричневую одежду. Его кожа выглядела и пахла как уноворожденного младенца. Однако в отличие от обыкновенного ребенка он уже имелдовольно зрелую мускулатуру, и с каждой минутой силы его росли.

Потом вошел Майкл, и началась страшная драка.

Наблюдая за своим первенцем во время рукопашной схватки,Роуан видела, как буквально на глазах менялись его движения – от неловкихраскачиваний, напоминавших некий сумасшедший танец, до вполне размеренныхжестов, призванных вывести противника из равновесия, что в конце концов емуудалось. Причем он сделал это с такой неподдельной легкостью, что можно былоподумать, будто он не отдавал себе отчета в том, как ему это удалось.

Роуан могла поклясться: не оттащи она его вовремя в сторону,он убил бы Майкла на месте. То уговаривая его, то стращая, она поволокла его наулицу и почти силком затолкнула в машину. По дороге она включила сигнализацию,и вой сирены, к счастью, так напугал его – он вообще не переносил громкихзвуков, – что им овладело сильное замешательство, которым Роуан непреминула воспользоваться.

Пока они ехали в аэропорт, он без умолку рассказывал ей освоих впечатлениях. О том, как ему виделся мир с его ярко очерченными формами,а также о том, каким захватывающим было ощущение сравняться по своим размерам состальными людьми, которых встречал за окном машины. В том мире, где оннаходился прежде, он взирал на них сверху или даже изнутри, но никогда не имелвозможности смотреть на них так, как видели друг друга они сами. Подобныевпечатления он мог получить, лишь вселившись в живущее на земле существо, чтовсегда было сопряжено с мучениями. Правда, с Джулиеном все обстояло совсеминаче. Впрочем, это долгая история.

У него оказался очень выразительный голос, который былудивительным образом похож на голос Майкла, но, как ей показалось, отличалсялирической протяжностью. Кроме того, он говорил без малейшего акцента Всякиезвуки заставляли его подпрыгивать. Он то и дело мял в руках жилет Роуан,очевидно, желая прощупать структуру ткани, и почти не переставая смеялся.

В аэропорту он постоянно принюхивался то к воздуху, то ккоже Роуан, делая многократные попытки ее поцеловать, так что она былавынуждена всякий раз их пресекать. К этому времени он уже вполне освоился свертикальным положением тела и ходил как нормальный человек. Когда они вошли ввестибюль аэропорта, им овладело столь радостное возбуждение, что он началбегать и прыгать, а услышав звуки, льющиеся из радиоприемника, которыйпроносили мимо, принялся под них раскачиваться из стороны в сторону, словно втрансе. Подобные детские выходки ей доводилось наблюдать снова и снова.

Наконец они сели в самолет, летящий в Нью-Йорк, которыйизбрали только по той причине, что он был ближайшим по расписанию. Ей было всеравно, куда отправиться, лишь бы поскорее покинуть родной город. Охваченнаяпаникой, она испытывала потребность защищать своего ребенка, пока он неуспокоится и наконец не разберется, что за странное явление природы собойпредставляет. Она ощущала за него ответственность и относилась к нему так,будто имела на него права. Эти чувства одновременно волновали и пугали ее,равно как вызывали в ней неуемную гордость.

Она дала рождение этому существу, сотворила его тело. Ипоэтому никому не позволит распоряжаться его судьбой, никому не даст забратьего у нее и где-нибудь запереть на замок. Но при всем при том она понимала, чтоне способна трезво мыслить. От всего происшедшего у нее путались мысли. Крометого, после родов она еще была очень слаба и все время, пока они находились ваэропорту, пребывала на грани потери сознания. Когда они садились в самолет, онподдерживал ее, торопливым шепотом комментируя свои попутные впечатления иприправляя их замечаниями, основанными на некоторых событиях прошлого.

– Мне все знакомо. Помнится, Джулиен говорил, чтонастанет эра чудес. Он предсказывал, что те механизмы, которые были такнеобходимы в его время, устареют уже через десяток лет. «Взгляни на этипаровозы, – сказал бы сейчас он, – как быстро они ездят по рельсовойдороге. А каковы автомобили! Никогда бы не подумал, что на них можно так скоропередвигаться». Понимаешь, в чем штука? Он все это предвидел. И еслисобственными глазами узрел бы самолет, то, очевидно, был бы в восторге. Я дажезнаю, как работает мотор. Высокооктановое топливо получается из вязкой жидкостии превращается в пар, и…

Роуан снова и снова пыталась угомонить его словоохотливость,которая до чрезвычайности ее утомила. Наконец ей удалось найти выход: онауговорила его попробовать писать. Но оказалось, что делать это он совсем неумеет – не умеет даже держать ручку. Но зато он мог читать и с любопытством разглядывалвсякий кусок бумаги с напечатанным текстом, который попадался ему в руки.

В Нью-Йорке он потребовал, чтобы Роуан купила емумагнитофон. Когда она засыпала в номере «Хемшли-палас», он начинал бродить покомнате взад-вперед и, когда ему в голову приходила какая-нибудь любопытнаямысль, бросался к магнитофону, чтобы наговорить ее в микрофон:

«Теперь у меня появилось настоящее ощущение времени, егопульсирующего ритма. Создается такое впечатление, будто до изобретения часов вмире существовало чистое тиканье, некое естественное измерение времени,возможно связанное с биением наших сердец или ритмом дыхания. Я испытываю насебе действие даже малейших изменений температуры. Холод мне явно не по нутру.Я не чувствую, когда голоден, а когда нет. Но Роуан должна хорошо питаться. Онаслаба, и от нее пахнет болезнью…»

Роуан проснулась от невероятного эротического возбуждения –он так сильно сосал ей грудь, что у нее заболел сосок. Вскрикнув и открывглаза, она увидела его голову у себя на груди, а пальцы – на животе. Вторая,левая грудь на ощупь была тверда, как кусок мрамора.

На мгновение ее охватил страх. Ей захотелось позватького-нибудь на помощь. Оттолкнув его, Роуан сказала, что закажет еду для нихобоих, и после того, как повесила трубку, собралась сделать еще один звонок.

– Кому? – строго осведомился он.