– Агу-агу! – предостерегающе повышает голос Вера.

Первый раз в Муху выстрелили через окно. Он вышел из ванной голый – один дома, гуляй – не хочу, и тут незнакомый звук пробитого стекла и мертвенный шорох пули у виска. Муха настолько обалдел, что еще подошел к окну, убедился, послушал, как дует из дырок в стекле, расползшемся трещинами, и только потом опустился на четвереньки, добрался до дверей комнаты и выключил свет. Он сел на пол, нервно проводя по кудрявой голове ладонью, и как ни была сильна его вера в ангела-хранителя, оберегавшего Муху от всяких болезней и увечий, но тут ему показалось, что бросил его ангел вчера, остался в парке на скамейке.

Медленно одевшись, Муха взял свою пушку и вышел во двор своего дома, располагавшегося буквой П. Он осматривал освещенные окна напротив, мысленно проводя прямую линию от каждого к своему – на восьмом этаже, потом посмотрел на крышу. Не спеша вернулся в подъезд, вызвал лифт и вдруг нажал кнопку последнего этажа. Ключ от замка на чердак у него был, потому что самые хорошие фильмы шли по спутниковому, он сам устанавливал антенну на крыше. Он побежал, сопротивляясь набросившемуся ветру, словно тот, кто стрелял, еще мог сидеть на крыше противоположной части дома. Муха не поверил глазам, когда на заснеженной поверхности черными подтаявшими пятнами проявился гидроизол там, где сидел человек. Подойдя поближе, пытался разглядеть следы от обуви, но смерзшаяся поверхность взялась крепкой коркой. А вот оттаявшие пятна снайперу, который сам не раз вот так же поджидал цель, говорили о многом. Муха примерился. Стрелявший стоял на одном колене, положив дуло винтовки на выступ, вот и след от него. Муха вернулся домой, разделся в темноте и лег. Сколько он ни думал, ясно было только одно: это не соседи напротив баловались оружием, это не случайно, человек ждал, и ждал долго.

С восьми утра, как рассвело, Муха искал в комнате пулю. Обидно было, что, отрикошетив от стены, пуля изменила траекторию и спряталась. В восемь сорок две он выковырял ее из задней поверхности спинки кресла. Он положил пулю в карман куртки, чтобы на работе невзначай поинтересоваться, какая была винтовка. Одевшись, сел на тещин стул для обувания в коридоре и замер. Он не понимал. Люди, которых он снимал в прицел на работе, не могли знать, кто это делает, потому что имя ему там было: снайпер. Люди, которых он «дорабатывал» в свободное время за хорошие деньги у Волка, тем более ничего не могли знать, потому что он к заказанным не имел никакого отношения. За последние два дня Муха придумал быстрый способ обогащения, о чем и хотел посоветоваться с Деканом и честно предложить половину, но об этом тоже никто не мог знать! Это было только в его голове! Муха на всякий случай потрогал ладонями голову. Горел лоб, мокрые от пота волосы липли к вискам.

На работе Муха с напряжением маньяка вглядывался в лица сослуживцев, по выражению лица стараясь понять, кому он перешел дорогу. Ему не хватало воображения Декана, жизнь Мухи была на редкость простой: ни тебе романов с чужими женами, ни подсиживания, кого подсиживать-то, если он один такой на всю Службу! Муха стал думать, насколько он один. Конечно, на отработку задания выходило несколько снайперов, но по особо опасным делам всегда вызывали его. Муха не знал, лучше или хуже стреляют другие, он знал, что промахов по движущимся целям у него не было ни разу.

– Сколько снайперов вообще есть в службах? – поинтересовался Муха у диспетчера.

– Вообще или только таких дураков, вроде тебя?

– Дураков, – вздохнул Муха. – Чтобы всегда без промахов и без повышения в чине.

– Точно не скажу, – задумался дежурный диспетчер, – но по сводкам срочных вызовов на особо важные объекты можно прикинуть, что у нас ты один такой востребованый, у спецназа МВД есть один-два, не больше, еще есть женщина – свободный стрелок в Службе безопасности.

– Что это значит – свободный стрелок?

– Это значит, что имеет право на убийство по собственному усмотрению. У нее трехзначный код. Тут бумагу оставил фактурщик. Ты пулю оставлял в лаборатории?

Описание пули и предполагаемого оружия – а что еще можно было предполагать, как не «СВД» последней модели – ничего Мухе не говорило, но он сложил бумажку и сунул ее в карман.

К трем часам дня Муха решил победить тоску, потливость и подташнивание, ему надоели шуточки сослуживцев по поводу его бледного измученного вида и отсутствия жены в городе, Муха решил поесть. Набирая на поднос тарелки, он застрял у горки булочек, упершись взглядом в ценник и тормозя небольшую очередь.

– С чем это, написано, у вас булочки? – Он ткнул пальцем в еще теплую сдобу.

– С корицей.

– Конечно, корица…

Через сорок пять минут – именно столько времени ему понадобилось, как говорил Декан в таких случаях, на «сравнительный анализ имеющихся предположений и воображений», Муха понял, почему он должен быть убит. Он исходил из того, что гениальная мысль – явление общественное, может посетить любого, и нечего преувеличивать собственную значимость: что придумал Муха, мог придумать кто угодно, но вот исполнить это могли только трое. Декан, Муха и третий, который, как ему сказали тут, – приправа, растение, пахучая добавка при соленьях, маринадах и выпечке. Если учесть, что Декан мертв, следует понять, что этот третий совершенно не расположен делиться. Он хочет остаться один. Это он и пытается сделать. Как всегда бывает, когда обстановка ясна и цель определена, Муха пришел в состояние покоя и обдумывания конкретных действий. Поздравив себя с успехом в «сравнительном анализе…» и так далее, он съел остывший обед и уже просто обдумывал детали, спокойный, как всегда перед выстрелом.

К четырем тридцати он выехал с группой быстрого реагирования на срочный вызов. Минут через двадцать лежания на крыше понял, что дело идет к мирному завершению переговоров: стрелять не придется, обнажил голову, подставляя потные кудри холодному ветру, дернулся влево к укатывающейся каске и поэтому остался жив: пуля шаркнула стоптанной туфлей старухи в белом совсем рядом, по движению воздуха Муха понял, насколько рядом. Он перекатился на спину и выдал одиночными по двум воздуховодам – единственным выступающим частям, за которыми мог прятаться человек в совершенно открытом пространстве крыши девятнадцатиэтажки. Потом он побежал к этим выступам, припадая к крыше и стреляя, потом отбивался от подбежавших к нему напарника и страховочного снайпера, потом получил взыскание, громкий мат – это уже в кабинете – и приказ немедленно отдохнуть и посетить психолога.

Психологов Муха уважал. Он просмотрел столько американских вариантов трудной жизни психолога, что в каждую свою встречу с этим представителем медицины старался получить максимум информации о достоверности этих самых американских вариантов. Муха сразу стал задавать вопросы, психолог – мужчина измученного вида, отвечал охотно, не удивляясь. Муха узнал, что у психолога нет загородной виллы, где иногда прячутся спасенные им от суда клиенты, нет внебрачных детей, нет сестер и братьев клиентов, которые хотели бы психолога убить, нет частной практики – по пятьдесят долларов в час, к нему не приходят на прием утомленные развратом и желающие развестись фотомодели или актрисы. Зато у психолога оказалась собака, и тоже доберман! И даже сука, отчего разговор мужчин принял более дружеский характер, и психолог перестал делать записи после каждого вопроса Мухи. В конце Муха в двух словах объяснил свою ситуацию, сказал, что его преследует снайпер, и они, конечно, выяснят, кто лучший, и тогда Муха перестанет стрелять на задании по необозначенной цели.