– Хорошо. Я верю тебе, Уилл. Надеюсь, чтопрошедшие годы научили тебя осмотрительности. С твоей женой всё в порядке? – Какникогда, мой господин. В добром здравии и ещё прекрасней, чем была.

– Я надеялся услышать это. А дети?

– Растут, мой господин.

– Тебе всего хватает в Миуре?

– Теперь, когда вы позволили мне выходить вморе, мой господин принц, мне нечего больше пожелать.

– Хорошо. Я слышал, что ты завёл собственноедело. Ты хочешь быть и торговцем, и самураем одновременно. Ты, Уилл. Ни одиняпонец не смог бы сделать это. Скорее, просто не захотел бы. И всё же… Ты ни очём не жалеешь? Ты никогда не мечтаешь о своей родине?

– У каждого человека есть свои мечты, мойгосподин принц.

– Ты обижен, возможно, потому, что неполучаешь ответа на свои письма. Да. Интересно, не приложили ли к этому рукуголландцы? Ты знаешь, что англичане вот уже два года торгуют с Островамипряностей?

Уилл взглянул на него, сердце бешенозаколотилось в его груди.

– Я не знал, мой господин.

– Торгуют. Ты эти два года работаешь здесь, вЯпонии, защищая интересы голландцев, а они даже не сообщили тебе об этом.Хитрые люди эти голландцы.

– Да, наверное, так оно и есть, – произнёсзадумчиво Уилл. – Может быть… Может быть, мой господин принц разрешит мнесовершить ещё одно путешествие?

– Ну зачем, Уилл, зачем? – спросил Иеясу. –Почему солнце должно идти к звёздам, когда звезды сами в конце концов придут кнему? – Он улыбнулся и почти рассмеялся, наливая в чашку сакэ и протягивая еёУиллу. – Английский корабль сейчас стоит в гавани Нагасаки, Уилл. Отправляйся кним от моего имени.

Какое чистое небо, какой ясный день. И каквдруг затуманилось всё перед его глазами. Уилл стоял на берегу у Хирадо исмотрел на корабль, на шлюпку, приближающуюся с каждым взмахом весел.Несомненно, английский, даже если бы он не видел красного креста СвятогоГеоргия, красовавшегося на корме. Несомненно, английский – после пятнадцатилет. Будь прокляты эти слезы, постоянно наворачивающиеся на глаза.

А что увидят они? Высокую фигуру в голубомкимоно, с выбритой, за исключением узла волос на макушке, головой, с двумячудесными мечами на поясе. Несомненно, японец?

– Пять недель корабль стоит здесь на якоре,Андзин Миура, – сказал даймио. – Пять недель, а этот несчастный бездельник,которого я послал за вами, куда-то пропал.

– Я был у принца в Сидзюоке, господин Мацура,– объяснил Уилл. – Ваш посланник поступил совершенно правильно, разыскивая менясначала в Миуре, а потом в Эдо.

– Всё равно. Я сказал мерзавцу, что, если онещё раз покажется в Хирадо, я выставлю его голову на копьё у моих ворот, –пообещал Мацура. Он набрал воздуха в лёгкие и выпятил грудь. За последние пятьлет Хирадо превратился из крошечной деревушки на острове у южной оконечностиКюсю в главнй порт всей Японии, потому что это была первая удобная гавань напути с юга. Здесь обосновалась голландская фактория – по соседству спортугальской. И здесь же через некоторое время испанцы выстроят, конечно, исвою собственную. И англичане?

Шлюпка причаливала к берегу.

– Вы пойдёте со мной, господин Мацура? Даймиопоклонился:

– Нет, Андзин Миура. Это дело европейцев. Ябуду рад принять вас в этом доме, когда закончите со своими делами.

Принц в добром здравии?

– Он замечательно себя чувствует, господинМацура.

– Чудо века, – произнёс Мацура уважительно. –Ему ведь за семьдесят?

– И он вполне проживёт ещё семьдесят, мойгосподин Мацура. А теперь, если позволите…

– Господин Мацура прав, Уилл, – сказалМельхиор. – Это даже не европейское дело, а чисто английское. Мы с Кимурой тожеостанемся здесь. Ты праве отправиться туда сам.

Видели ли они, как близок он был к слезам, кпроявлению чувств, кипевших смятенно в его душе?

– Благодарю вас, друзья, – ответил Уилл иначал спускаться по деревянным ступенькам причала. В шлюпке было восемьматросов, на корме – рулевой-старшина.

– Нет, нет, – сказал тот. – Нам приказанонайти и привезти английского джентльмена.

Уилл подобрал полы кимоно, шагнул в воду:

– Вы нашли его.

– Простите, сэр, – поспешил извинитьсястаршина. – Я не ожидал увидеть соотечественника в столь необычном платье.Подвиньтесь-ка, ребята. Подвиньтесь.

Уилл сел рядом с ним, помахал рукой Мельхиоруи Кимуре, потом повернулся, чтобы рассмотреть вырастающий перед глазамикорабль. Несомненно, английский. Шлюпка подошла ближе, и Уилл прочёл название:«Гвоздика». Да, только англичане дадут кораблю имя такое прозаическое – и в тоже время подходящее для судна, перевозящего пряности.

Но что они там замышляют? Он заметил суету напалубе, и мгновение спустя туда выкатили орудие.

– Они что, собираются стрелять в нас? –удивлённо спросил он.

Старшина позволил себе улыбнуться:

– Нет, сэр, вас приветствуют согласно вашемурангу. Таков обычай.

Ударила пушка, затем вторая, третья. Салют изтрёх орудий в честь Уильяма Адамса, штурмана из Джиллингема, что в Кенте. Емупришлось сделать вид, что ветер слишком режет глаза, и вытереть их.

Шлюпка подошла к борту, ему выбросилилестницу, по которой он должен взобраться ступенька за ступенькой. Наверху егоподхватили под руки, помогли перевалиться через борт, и он предстал передсобравшейся командой.

– Боже мой, сэр, если бы не ваш рост, яподумал бы, что мы ошиблись. Я – капитан Джон Сэйрис, мастер Адамс, и я радприветствовать вас на борту «Гвоздики».

Высокий, худощавый человек с остренькойбородкой, тщательно подстриженный по елизаветинской моде, с холодными голубымиглазами.

– Очень рад, капитан Сэйрис. – Уилл протянулруку. – Я долго ждал этого момента, сэр.

– Могу себе представить, – согласился Сэйрис.– А это представитель компании, мастер Ричард Кокс. Кокс был поменьше ростом ив целом выглядел более добродушным человеком, с весёлым лицом и добрымиглазами.

– Я тоже очень рад, мастер Адамс. Или намлучше называть вас капитаном?