В барабанных перепонках начинает так громко звенеть, что едва получается что-либо расслышать.

О, ради фока… – Лор отпускает мое туловище, и я предполагаю, что он намерен наконец показаться перед всеми и тем самым еще больше растревожить глейсинов.

Лор?

Нужно ее найти. Оставайся с отцом.

Ее? – Я дрожу так, будто меня бросили в Ледяное море. – Кого?

Передо мной встает отец и что-то рявкает глейсинам, чего мне не удается разобрать. Его плечи расправляются, словно он намерен выпустить крылья, однако он лишь слегка дымится.

Ко мне сзади прижимается Ифе и бормочет:

– Должно быть, поэтому она умирать.

Я щиплю себя, затем еще раз, отчаянно пытаясь избавиться от оцепенения. Когда мир возвращается и вновь обретает четкость, я наконец различаю слова, грохочущие вокруг.

Все до единого касаются Алёны.

О том, как вскоре после возвращения из Люче она начала каждый день заглядывать в галерею, движимая новоприобретенной страстью к искусству.

– Она рисовала. Я видела, как она рисует! – восклицает Изольда, у нее покраснели щеки от того, как быстро она вертит головой, следя за разговорами. – Как ты мог обвинить ее в воровстве, атса?

– Она когда-нибудь оставалась в галерее одна? – спрашивает Константин одного из стражей. Возможно, генерала? В отличие от других солдат, его лацкан украшен несколькими рядами булавок в виде снежинок, а в ушах висят бледно-голубые камни.

Блондин переадресовывает вопрос столпившимся вокруг нас солдатам. Я жду их ответа, затаив дыхание.

– У наших гостей есть мотив, атса. – Ксения окидывает взглядом мой народ. Меня. – Какой у Алёны?

– Любовь к Данте Реджио. – Мой голос, хоть и тихий, наверняка долетает до больших ушей принцессы, ибо я становлюсь целью ее сердитого взгляда.

– Какое отношение увлечение моей сестры имеет к шаббинскому барьеру?

– Первая королева Шаббе, королева Мара – или Морриган, как ее называют вороны, – наделила Лора и его клан даром превращаться в птиц, чтобы они могли объединить Люче под одним знаменем. Вы можете догадаться, на чьей стороне будут шаббины, когда их освободят. – На случай, если не все такие догадливые, я добавляю: – Не на стороне Реджио.

Внезапно я вновь оказываюсь в роковом замке Косты, в том подземелье с Мериам, и впервые слышу историю своего народа.

– Мне только что сообщили, что вчера вечером Елена водила принцессу на плавучий рынок, Визош, – объявляет мужчина с кучей булавок.

Глаза Влада темнеют от ярости.

– Приведите Елену!

Проходит минута, затем другая, и наконец из замка выводят пожилую служанку-полукровку, седые волосы до плеч развеваются возле круглых ушей, подобно стальным лезвиям.

– Елена! – Изольда локтями прокладывает себе путь сквозь плотную толпу солдат. – Не трогайте ее!

– Изольда, отойди. – Голос короля столь же ледяной, как сосульки, свисающие с потолка павильона.

Девчушка резко останавливается рядом с братом, ее грудь вздымается, когда она в ужасе таращится на раздувшиеся щеки полукровки. Я слышу, как она шепчет в широкое ухо брата нечто похожее на мольбу.

Влад переходит на глейсинский, обращаясь к Елене. Полагаю, женщина не говорит на лючийском.

– Он спрашивает, почему она повела принцессу на людской рынок, – говорит Юстус, подбираясь ко мне. Елена вновь что-то произносит. – Няня утверждает, что Алёна хотела купить ткань для платьев сестрам ко дню рождения. – Он выслушивает следующий вопрос и ответ. – Он напомнил, что у них есть королевский портной. Но принцесса заявила, что подарок не будет считаться ее, если она воспользуется услугами семейной швеи.

Один из держащих Елену солдат что-то ей говорит, отчего у нее в ужасе округляются глаза.

– Алёна обменяла на ткань одну из своих меховых накидок. – Видя мое замешательство, Юстус склоняет голову и поясняет: – У принцессы есть доступ к бездонному кошельку, а она отдала моряку шубу.

– Почему все так переполошились из-за этого? Разве мех не ценный товар?

– Ценный. К тому же он объемный и тяжелый. Идеально для хранения громоздких ценностей.

У меня отвисает челюсть от приглушенного вдоха, который перекрывается душераздирающим криком. Изольда бросается на руку отца, сжимающую меч, который рассек лицо няни.

– Зачем, атса? – рыдает она. – Зачем ты это сделал? – Она падает на колени и подползает к безмолвной, истекающей кровью женщине. – Зачем?

– Елена помогла твоей сестре предать нас, дочь. Радуйся, что я использовал платиновый клинок, а не железный. И радуйся, что лишил ее только одного глаза.

Ксения, которая по-прежнему стоит рядом с братом, выдыхает имя Алёны, за которым следует хриплая стая глейсинских слов.

– Она спросила, каким будет наказание сестры, – тихо переводит Юстус.

У меня внутри все сжимается: если видение Бронвен сбудется, принцесса потеряет гораздо больше, чем просто зрение.

– Салом, уведи девочек и запри Елену. Остальные пусть найдут Алёну! – Владимир разворачивается на пятках, капли крови няни слетают с клинка и окрашивают снег в розовый цвет.

– Атса! – Константин кивает на небо, на ворона, несущего девушку с развевающимися белокурыми локонами.

Едва ботинки Алёны касаются земли, птица обращается в дым и устремляется обратно ко мне. Я задумываюсь, заметил ли кто-нибудь, насколько меньше он был по сравнению с другими перевертышами в перьях. Если и видели, то не придали значения. Все их внимание приковано к глейсинской принцессе, у которой лицо сравнялось по цвету с волосами.

Влад бросается к ней навстречу.

– Дочь, кому ты продала наш рунический камень?

– Никому не продавала. – Она оглядывается, словно подыскивает путь для отступления.

– Не лги мне!

– Не лгу, атса. Я его не продавала. Я его отдала, – выпаливает она, едва разжимая зубы. – Я подарила его людям, которые все еще желают защитить фейри от демонов. – Ее ясные глаза скользят по нашим полосатым лицам.

– Почему все считать нас демоны? – бурчит Ифе.

– Демоны вселяются в людей. – Как бы нелепо это ни звучало, подруге отвечает Юстус. Поскольку ее лоб остается нахмуренным, он продолжает объяснение: – Фейри верят, что в вас вселились гигантские птицы с железными конечностями.

Ифе приподнимает свои черные брови.

– Что значит «вселились»?

Дедушка переводит на вороний – ну естественно, мать его, этот человек свободно говорит на языке моего отца!

– Не знала, что ты говоришь по-вороньи.

– Я старик, Фэллон. Когда доживешь до моего возраста, тоже будешь свободно говорить на всех языках.

– Кому ты отдала камень, сестра? – Константин теперь стоит напротив Алёны.

– Я отдал его генералу Люче.

Все головы поворачиваются в сторону Юстуса, который тихо бормочет «мерда» и выставляет перед собой ладони.

Глава 70

– Следует ли мне напомнить всем вам, что я больше не лючинский генерал? Теперь это Таво Диотто. – Юстус держит руки у всех на виду. – Алёна, милая, прошу,